Он – кандидат белого населения. Но ты абсолютно заблуждаешься относительно его финансовых возможностей.– Что ты хочешь сказать? Всем известно, у Огастина мешок денег. Его старик очень богат.– Был богат. Но здорово подыстратился на бирже в 1987 году. Он фактически разорен.– Да, конечно. Теперь ты скажешь, что Огастин живет на одну зарплату.– Не совсем. Старик, должно быть, что-то припрятал, но семья с ним порвала. Так что после того как папаша сыграл в ящик, Огастину немного досталось.– Да, но Огастин работает. У него должны быть собственные вложения. Он отнюдь не беден.– А сколько, по-твоему, получает помощник генпрокурора? Не так уж и много. Во всяком случае недостаточно, чтобы финансировать крупную избирательную кампанию. Должно быть, он здорово разозлился, когда его старик прогорел. Именно поэтому он проиграл на предварительных выборах в конгресс Родригесу. У него не хватило монет, чтобы оплатить место в программах на ТВ. Как ты думаешь, зачем он пошел на государственную службу? Тогда он еще не нуждался в деньгах. Папаше еще улыбалась удача. Огастину нужен был престиж, известность. Нужно было общественное признание. Отец тогда только что продал семейный бизнес, и все полагали, что дела у него пойдут что надо, что он надежно разместил свой капитал. Но полагаю, он был недостаточно осторожен. Кто бы мог подумать? Что касается Огастина, то теперь кабинет мэра – единственное, на что может претендовать такой амбициозный, рвущийся наверх человек, как он. Его босс дал ему ясно понять, что не собирается никому уступать свое кресло. Так что или Огастин выскочит в мэры, или ему придется снизить свой жизненный уровень по сравнению с тем, что он имеет сейчас.– Насколько я могу судить. Том Огастин не похож на человека, который в чем-либо нуждается.Крыса так далеко подалась вперед, что ее грудь буквально улеглась на поверхность стола.– Разумеется, у Огастина особняк в престижном районе, он – член всех известных светских клубов, но, бьюсь об заклад, его банковский счет не столь велик, как ему того хотелось бы. Типичный представитель старого знатного семейства, у которого в гостиной стоит антикварная мебель, а на обед, если в доме нет костей, едят суп из пакетиков.– Ври больше.– Уж я-то знаю. Я проверял их мусорный ящик.Этому Гиббонс мог легко поверить. Получается, если Огастин стеснен в средствах и действительно собирается баллотироваться, ему нужна дармовая реклама на процессе Фигаро. Да, но зачем тогда подставлять Тоцци? Отдать под суд агента ФБР, иначе говоря, прекратить процесс, подтвердить тайный сговор сторон обвинения – на хрена ему такая дармовая реклама? Разве что за всем этим кроется что-то еще. Если, например, Огастину платят за то, чтобы прикрыть процесс Фигаро. Взамен он получит процесс над Тоцци, это позволит ему оказаться в центре внимания общественности и одновременно получить мзду за срыв суда над Фигаро. А что? Не так уж и неправдоподобно.– Послушай, Московиц, ты – настоящая ходячая энциклопедия.– Город – моя стихия. Я знаю все, что здесь происходит.Гиббонс только кивал в ответ. Настоящая ты задница.– А собственно, о чем ты хотел узнать. Гиббонс?– А, пустяки, не бери в голову.Гиббонс осклабился. «Ты уже рассказал мне больше, чем я мог ожидать, крысеныш».Прежде чем уйти, Гиббонс помедлил и посмотрел на репортера сверху вниз.– На что это ты так уставился? – поинтересовался Московиц.– А вон на ту штуковину у тебя под мышкой.Московиц поднял локоть и заглянул под мышку, как это делают цыплята.– Что? А, это.– Да, что это?– А я думал, вы, ребята из ФБР, знаете о пушках все. Это «беретта», 25-й калибр.– О! А я подумал, что это зажигалка.Он опять изобразил крокодилью улыбку и направился к выходу.– Пока, Московиц, не торопись.– И ты тоже, засранец. Глава 15 Тоцци остановился и посмотрел на надгробный камень, лежавший прямо перед ним. Это был гладкий, отполированный гранит с необработанными боковыми и верхними гранями. В одном из углов был выгравирован маленький скорбный ангел с крестом в руках, взирающий на пустое пространство, где должно быть имя умершего.– Гиб, послушай, а как тебе этот?Гиббонс пожал плечами и стал дуть себе в ладони, чтобы согреть их.– Мне все равно.Подмораживало, усилившийся ветер поднимал поземку.– Где он сейчас? – тихо произнес Тоцци, не отрывая взгляда от камня.– Только что вошел в дом вместе со стариком.Тоцци взглянул на гравийную дорожку, по бокам которой стояли образцы надгробий. Она упиралась в маленькую дощатую хибару – контору старика, торговавшего этими штуками. В окне виднелась физиономия Мак-Клири, не спускавшего с них глаз.– Мак-Клири все утро был у тебя на хвосте? – потирая руки, спросил Гиббонс.– Да, он и не скрывает, что и сейчас следит за мной. Бродит вокруг, машет ручкой и посмеивается. Не понимаю, на что он рассчитывает, если я знаю, что он за мной наблюдает?– Я всегда говорил, что у него с головой не все в порядке.– Не помню, говорил я тебе? Прежде чем припрятать тот ковер, я его взвесил. Должно быть, это и есть та самая сорокакилограммовая посылочка, о которой мы слыхали.– Так я и думал, – сказал Гиббонс, покусывая верхнюю губу и глядя на кладбище, расположившееся по другую сторону чугунной ограды. Между могилами тут и там лежали заплаты снежной корки: снег сначала подтаял, а потом снова замерз. Пар из ноздрей. Гиббонса медленно таял в морозном воздухе. Гиббонс был похож на старого индейца в рекламном телевизионном клипе, с грустью разглядывающего прекрасную землю, загубленную белым человеком.– Мак-Клири все еще в доме? – спросил Гиббонс, не сводя глаз с кладбища.– И не собирается оттуда уходить.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80