Как это может меня не касаться?Гиббонс посмотрел на Саламандру. Тот сидел за Лесли Хэллоран, развалившись на своем стуле и прикрыв глаза. Севильский Цирюльник – это прозвище дали ему журналисты. По слухам, он распространял наркотики через сеть салонов красоты и парикмахерских в девяти штатах. Он не был похож на бандита, скорее на чьего-нибудь толстозадого дядюшку, из тех, что всегда рассказывают сальные анекдоты, когда женщины выходят из комнаты, и храпят у телевизоров после праздничного обеда в День Благодарения.– Ты ведь знаешь, Тоц, адвокаты обычно не приятельствуют со своими клиентами.– Но из всех людей в Нью-Йорке, нуждающихся в защите, она выбрала Саламандру. Почему?– А ты сам не догадываешься? Эти ребята платят хорошие деньги.– Но обычно она не защищает крупных мафиози. Это не ее амплуа.– Именно поэтому Саламандра и нанял ее. Посмотри на нее. Разве она похожа на тех жирных стряпчих, что обычно ведут такие дела? Хорошенькая скромная ирландская школьница-католичка. Как раз то, что и нужно Саламандре, чтобы обелить его. Кроме того, на ней написано, что она не вылезет с таким бешеным счетом, как другие адвокаты, защищающие мафию. Это еще раз подтверждает его версию – он всего лишь простой невинный бизнесмен, которого приняли за крупного торговца наркотиками только потому, что он родом с Сицилии.Тоцци был раздражен.– Знаешь, сейчас ты сам выступаешь как адвокат. У тебя на все готов ответ.– Да брось. Я просто объясняю тебе что к чему. Такие процессы – как кино. Каждый играет свою роль.– Пожалуй, так оно и есть.– Не стоит мрачно смотреть на мир только потому, что у тебя нелады на любовном фронте. И не говори мне, что мисс Хэллоран первая женщина в твоей жизни, которая обошла тебя своим вниманием.– Что ты прицепился ко мне со своей мисс Хэллоран? Я же сказал, она мне не нравится.– Конечно же она тебе не нравится. Но только потому, что ты ей не нравишься. Если бы ты думал, что нравишься ей, так уж точно влюбился бы. Я не прав? Судя по всему, это у вас давно началось. Ты, кажется, говорил, что вы вместе учились в школе или еще где-то? И что же произошло? Она отвергла твое предложение?Тоцци наклонился вперед, уперся локтями в колени. И косо взглянул на своего напарника.– Нет, в одну школу мы не ходили. Она жила на другом конце улицы, в Вейлсбурге.– Ага! Но ты знал ее.– Нет, не знал. Не по-настоящему.– Что значит «не по-настоящему».Тоцци засопел – он начал раздражаться.– Я знал, кто она такая, и, возможно, она знала, кто я. Она ездила автобусом в какую-то новомодную школу для девочек в Саут-Орандж. У них была своя форма и все такое. Ее старик был капитаном полицейского управления в Ньюарке, потому-то им и пришлось туда переехать. Но она мнила себя чем-то особенным, гораздо выше всех обитателей Вейлсбурга.– Правда?– Правда. Она вела себя так, словно явилась из Бернардсвилля или из какого другого действительно приличного места. Помню, как она шла домой от автобусной остановки – ножки в ботиночках, нос кверху, книжки прижаты к груди, волосы стянуты толстым жгутом на затылке, – настоящая воображала. Она была единственным ребенком в округе, ходившим в эту школу. Все остальные учились кто в обычной, кто в церковной школе. Помню эту ее пижонскую походочку. Шла, будто она совсем из другого теста, не такая, как все.Она определенно нравилась Тоцци. И он ненавидел ее за это. Гиббонсу было знакомо это чувство. Большинство парней сталкиваются с этим рано или поздно.– Гиб, посмотри, кто здесь!Тоцци смотрел в сторону обвинителей.– Уж не твой ли старый приятель Джимми Мак-Клири?– Кто?– Джимми Мак-Клири.Гиббонс вслед за Тоцци посмотрел в сторону стола обвинения. Он пытался украдкой рассмотреть лицо человека в коричневом твидовом спортивном пиджаке. Да, это был он, чертов ирландец Джимми Мак-Клири. Он стоял, сложа на груди руки, и, как всегда, нес какую-то чепуху одному из молодых ясноглазых обвинителей. Удивительно, что молодой человек слушал его и не падал с ног. Обычно от Мак-Клири так разило виски, что и лошадь бы не выдержала. Но некоторые находили в его речах особое очарование. Вот сукин сын.– Я слышал, что Мак-Клири ушел из ФБР. Говорят, он работает сейчас в прокуратуре США в качестве следователя по особым делам, – сказал Тоцци.– Мак-Клири не годится и улицы подметать. Непонятно, как ему удалось стать агентом ФБР. Слава Богу, что он, наконец, ушел.Тоцци покачал головой.– Не могу понять, что ты против него имеешь?– Он – самое последнее дерьмо. Для меня оскорбителен сам факт его существования.– Помнится, вы как-то работали вместе, пока я был в отпуске. Когда я вернулся, он всем говорил, что работать с тобой – все равно что провести пару недель в аду. Ты никогда не рассказывал мне, что же произошло.Гиббонс молчал, мрачно уставившись на Мак-Клири.– Эй, Гиб, ты где? Ответь мне.Гиббонс посмотрел на свои часы.– Какого черта они так задерживаются? Суд должен был начаться десять минут назад.– Ты уходишь от ответа, Гиб.Гиббонс свирепо посмотрел на него.– Ты прав, я на самом деле ухожу от ответа.– Господа!Главный прокурор на этом процессе, Том Огастин, стоял у деревянного заграждения, повернувшись лицом к своре.– Господа, прошу внимания. – Хозяин, золотисто-красный сеттер, обращался к дворняжкам. – Мы вынуждены на некоторое время отложить процесс. Не знаю, надолго ли. Я понимаю, у всех вас есть и другие дела, но прошу все-таки не расходиться далеко, пока не выяснится, когда мы сможем начать слушание дела. Спасибо.Огастин вернулся на свое место. Дворняги заворчали, стали скрести когтями.– Вот черт, – пробормотал Тоцци. – Проклятые законники.– Брось, Тоц.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80