или произошла утечка информации – кто-то сообщил людям Саламандры, где мы прячем Джордано, или, а именно так я склонен считать, кто-то из наших выполнил эту работу для Саламандры.Тоцци надеялся увидеть признаки волнения на лице Огастина, но таковых не было.– Гм... продолжай, Майк.– Только два ведомства знали место укрытия Джордано – ваше и мое.– Знал и Марти Блюм.– Да, но Блюм убит, так что не думаю, что его можно рассматривать как подозреваемого, – усмехнулся Тоцци.Огастин тоже слегка улыбнулся.– В нашем управлении, – продолжал Тоцци, – только горстка людей знала место убежища, а именно – шесть агентов, несших охрану, и Брент Иверс. В вашем ведомстве – не знаю.Огастин поморщился.– Ты хочешь сказать, что кто-то из ФБР или прокуратуры США убил Джордано, Блюма и еще двух агентов? Но зачем?– Ради денег, разумеется. Очевидно, Саламандра помахал толстой пачкой банкнот перед чьим-то носом.Огастин нахмурился.– Нет-нет, я так не думаю. Я могу понять, почему Саламандра хотел убрать Джордано, но для чего убивать Блюма и двух агентов?– Знаете ли, я начинаю думать, что убийство Марти Блюма было для них не менее важным, чем убийство Джордано. Возможно, даже более важным. Понимаете, избавиться от Джордано – значит, просто избавиться от того, кто может дать показания, но убийство Блюма создало ситуацию, вынуждающую судью прекратить процесс.– А зачем было убивать двух агентов?Тоцци пожал плечами.– Куни и Сантьяго просто попали под руку.– Слишком хладнокровное убийство для того или для тех, кто никогда раньше не убивал. Если принять твое предположение, что убийца или убийцы – государственные служащие, у которых нет криминального прошлого.– Согласен. Это очень хладнокровное убийство.Тоцци помедлил какое-то время и посмотрел Огастину в глаза. Почему это Огастин решил, что убийца – новичок? Он этого не говорил. Он всматривался в прокурора: в его лице появилось едва заметное напряжение.Надо продолжать давить.– И вот тут на сцене появляюсь я. Думаю, убийца каким-то образом подстроил, чтобы все заподозрили меня. Не знаю, может, он заплатил этому репортеришке – Московицу, чтобы тот опубликовал свою статью. То, что я тогда сказал, ни для кого не новость. Он просто прилепил мои слова к концу своей статьи. Не знаю, я не писатель. Но мне кажется, для убийцы я – что-то вроде страхового полиса. Если убийство Марти Блюма не сорвет процесс, то обвинение в убийстве агента ФБР уж точно сработает. Иначе защитники поднимут крик о тайном сговоре. Если против меня будет выдвинуто обвинение, у судьи Моргенрота не останется иного выбора, как прекратить процесс.Огастин оперся подбородком о руку и наморщил лоб.– Да, похоже, так оно и произойдет. Но мне надо проверить наличие прецедента, чтобы быть до конца уверенным. Бьюсь об заклад, ты это уже сделал.– Во всяком случае, я хотел бы, Том, чтобы вы меня выслушали прежде, чем я отправлюсь к Иверсу. Я признаю, между нами не все гладко, но в основном я считаю вас честным малым, и оба мы хотим одного и того же. Я прав? – Тоцци следил за его лицом.– Разумеется.Глаза Огастина излучали тепло и понимание, но на сей раз несколько чересчур.– Ну и что вы об этом думаете?– Итак, – Огастин выпрямился, – итак, я считаю, что ты высказал очень серьезное предположение и, прежде чем предпринять какие-либо действия, должен продумать все возможные последствия.Одному Богу известно, куда все повернет, приятель. А уж мы постараемся быть благоразумными. Имей это в виду.– Я хорошо понимаю, Том, насколько это серьезно, но как только подумаю, что Саламандра и его парни выходят сухими из воды – а это непременно произойдет, если процесс будет прекращен, – и смываются куда-нибудь в Бразилию, где их уже никто не найдет, мне становится плохо. Вы понимаете, что я имею в виду. Я беспокоюсь не только о себе, но и о судебном процессе. Эти парни виновны – ясно как Божий день – и должны гнить в тюрьме. В особенности Саламандра. Но в случае прекращения процесса... – Тоцци поджал губы и покачал головой. – Знаете, Том, я не слишком набожен, но сейчас я так выбит из колеи, что готов пойти в церковь и просить о чуде, о чуде в судебном смысле слова. Серьезно. Я чуть не позвонил одной из своих тетушек, чтобы спросить ее, нет ли какого святого, покровительствующего юристам, чтобы помолиться ему.Тоцци следил за Огастином. Лицо того неожиданно окаменело.– Майк, даже сейчас ты находишься в состоянии сильнейшего стресса и потому склонен к безрассудным поступкам. Мне не хотелось бы, чтобы ты пострадал, совершив что-нибудь под влиянием момента.– Вы хотите сказать, что я не в своем уме, что я спятил?– Не знаю, а что – похоже на это? – Глаза Огастина горели на его каменном лице.Тоцци пожал плечами.– Если честно, то иногда я сам себе удивляюсь.Оба молчали, глядя друг на друга в тусклом свете настольной лампы. Из гостиной доносился негромкий смех.– У тебя есть хобби, Майк? Что-нибудь, что могло бы тебя отвлечь? Какой-нибудь вид спорта, например. Ну, скажем, глубинный лов рыбы.Чтобы ты мог выбросить меня за борт.– Ненавижу рыбную ловлю. Такая скукота. Мое хобби – айкидо. Помните, я рассказывал?– О да, конечно. Ты говорил мне. Я считаю, тебе надо сейчас чем-нибудь заняться, чтобы заполнить время. Самостоятельное ведение расследования только повлечет за собой новые неприятности. Я за это ручаюсь.– Вы так думаете? – Тоцци кивал, уставившись в пол. – Наверное, вы правы. Пусть власти делают свое дело, не надо вмешиваться. Если я не виновен, значит, не виновен, правильно? Мак-Клири и полиция сами в этом убедятся. Так?– Конечно.Снова раздался смех. На этот раз громче.– Кто-то, должно быть, хорошо пошутил!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80