– Да нет же, нет, поверь мне, пожалуйста, – настойчиво проговорил Шейн. – И Мэдди не хотела, чтобы так было. Она хотела, что бы ты черпал силу в…
– Ради Бога, не читай мне проповедей, Шейн! – раздраженно воскликнул Филип.
– Да я и не собираюсь, – мягко ответил Шейн. Филип устало вздохнул, откинулся на спинку дивана и прикрыл глаза.
В комнате установилась тишина.
Вдруг Филип вскочил и, поспешно подойдя к бару, добавил себе льда. Бросив на Шейна пристальный взгляд, он сказал тусклым голосом:
– Я не могу припомнить ничего из того, что было в прошлом году, понимаешь? И это самое страшное. Не год, а… какая-то пустота. Она ушла… словно ее никогда и не было в моей жизни. – Голос его прервался. Помолчав немного, Филип хрипло проговорил: – Я не могу ее вспомнить… Не могу вспомнить мою Мэдди.
– Ты все еще в шоке, Филип. – Шейн хотел успокоить друга. К тому же это была чистая правда. – Поверь, все это шок. Ты непременно вспомнишь ее.
Филип яростно затряс головой.
– Нет. Я знаю, что это не так.
– Тело ушло в землю, но дух остался с тобой, – заговорил Шейн. – Он живет в тебе. В тебе ее дух. В тебе и в дочке. Только тело ушло. Поверь мне, ради Бога. Мэдди в твоем сердце и в твоей памяти, и навсегда там пребудет. И у тебя есть ребенок.
Филип не ответил.
Он отошел от бара и остановился у окна. Походка у него была, как у старика. Он с величайшим вниманием вслушивался в то, что говорил Шейн. Может, все это правда? Что дух Мэдди живет в нем? И всегда будет жить?
Филип вздохнул. Никакого утешения в словах Шейна он не нашел. Он уже смирился с тем, что Мэдди умерла, покинула его навсегда. А ведь только ради нее он и жил. В ней была вся его жизнь. Мэдди исцеляла любую его боль, одна мысль о ней делала его счастливым, согревала сердце. А сейчас он даже лица ее вспомнить не может. Для этого приходится глядеть на фотографию. Отчего это? Ведь он так любил ее.
Филип крепко зажмурился и прижал к горящему лбу стакан. Это он убил ее. Убил женщину, которую любил больше всего на свете. Своей любовью и убил.
Шейн сказал что-то. Филип открыл глаза, но ничего не ответил. Он просто не слышал зятя.
Он глядел на ночное небо. Как прекрасно оно было сегодня ночью – темно-синее, бархатисто-нежное, безоблачное, сияющее алмазными звездами и огнями небоскребов. А над восточными предместьями города небо было необычного аметистового цвета. В нем, извиваясь, разбегаясь в разные стороны, дрожали золотистые и красные полосы.
«Завтра будет чудесный день», – рассеянно подумал Филип. «Красный закат – пастух рад, восход красен – день опасен». Бабушка часто повторяла ему в детстве эту присказку. Эмма всегда смотрела на небо. При виде этой ночной красоты в горле у него встал комок. «Отчего бы это?» – подумал он. И тут вспомнил – Мэдди тоже всегда вычисляла приметы по облакам, по цвету неба, по меняющемуся свету дня, клонящегося к ночи.
Филип застыл. Нахмурившись, он подошел к окну вплотную и пристально посмотрел на темную массу облаков, всплывавшую над небоскребами в нескольких кварталах отсюда. Какой странный вид. Что бы это могло быть?
– Боже мой! – воскликнул он буквально через мгновение. – Боже мой!
Вскочив на ноги, Шейн поспешно подошел к нему.
– Что случилось? Тебе плохо?
Филип круто повернулся, схватил Шейна за руку и подтащил его к окну.
– Смотри вон там! Черный дым, красное пламя. О Боже, Шейн, у тебя пожар. Это «Сидней-О'Нил» горит.
Шейн онемел. Тяжело дыша, он посмотрел, куда показывал Филип. Географию города он знал неважно, так что не сразу понял, откуда валит дым. Но это и впрямь горел его отель. Отсюда хорошо были видны огромные окна знаменитого «Зала орхидей».
Не говоря ни слова, он повернулся и бросился прочь.
Филип последовал за ним.
Они ворвались в лифт, с ужасом глядя друг на друга и не говоря ни слова. Внизу, проскочив холл, выбежали на Бридж-стрит и со всех ног помчались к отелю. Стук их каблуков заглушила пронзительная сирена трех пожарных машин, на полной скорости мчавшихся к горящему зданию.
Глава 38
Стремительно приближаясь к отелю, Шейн гадал, какую картину он там застанет. Ясно, что дело плохо, но насколько плохо – вот в чем вопрос.
Только человек, знающий гостиничное дело изнутри, представляет себе, что такое пожар в отеле, чем он чреват. Поэтому Шейн готовился к худшему – к панике, к ужасу, к хаосу. Он рисовал в воображении людей, задыхающихся от дыма, обгоревших, со сломанными костями, искалеченных. И мертвых.
Он завернул за угол, и его глазам открылся «Сидней-О'Нил», его любимейшая во всем мире гостиница. Увиденное заставило его застыть на месте.
– О Боже! Нет! Нет! – выдохнул он.
Отель представлял собой чистый ад. Языки пламени, черный дым, пепелище – вот что открылось его глазу. Над горящим зданием кружили вертолеты, снимая людей с крыши. Пожарники трудились вовсю. Одни поливали здание из шлангов, другие взбирались на лестницы, вытаскивая людей из окон.
Повсюду виднелись машины «скорой помощи» и полицейские машины. Врачи, санитары и полицейские сбились с ног, делая все от них зависящее. Три «скорые» с включенными сиренами промчались мимо Шейна в сторону ближайшей больницы.
Шейн вытащил из кармана носовой платок и вытер взмокший лоб. Он вспотел не только от бега, но и от страха за тех, кто, возможно, не мог выбраться из гостиницы.
Вокруг валялось битое стекло, глаза слезились от дыма, который сам по себе мог вызвать тяжелейшие последствия, полицейские и служащие гостиницы что-то кричали, отовсюду доносились стоны и рыдания. У полицейской машины толпились перепуганные и растерянные постояльцы. Многие из них были в пижамах.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133