Старший конюх поджидал их. Представив ему Маделину, Филип повел ее к стойлам.
– Это Гильда, – сказал он, открывая ворота и выводя чалую кобылу.
Передавая Маделине поводья, он добавил:
– Она в вашем распоряжении. Сами увидите, какая она добрая, но и огня в ней достаточно. Так что не заскучаете.
Подавив соблазн помочь Маделине сесть в седло, Филип отступил в сторону.
– Благодарю, действительно чудесная лошадь, – сказала Маделина, оценивающе поглядывая на Гильду.
Она начала поглаживать, ласкать ее, завоевывая дружбу. Так ее учили обращаться с незнакомыми лошадьми конюхи в Кентукки. Через несколько минут, решив, что знакомство состоялось, Маделина вдела ногу в стремя и взлетела в седло.
Наблюдая за ее уверенными действиями, Филип одобрительно улыбался. Сам он оседлал Черного Опала, лоснящегося, черного, как эбеновое дерево, жеребца и, выехав с мощенного конюшенного двора и миновав главную дорогу, пустил лошадь по узкой тропинке, которая полого спускалась к небольшой рощице.
Они двигались друг за другом. С обеих сторон их обступали вязы и ивы. Вскоре они выехали на широкий луг, покрытый колеблющейся на ветру зеленой травой. Некоторое время ехали бок о бок, а потом, неожиданно пустив Черного Опала галопом, Филип оставил Маделину позади.
– А ну-ка, девочка, вперед, не подкачай, милая, – протяжно произнесла Маделина, припадая к шее лошади и слегка привставая в стременах.
Также перейдя на галоп, она пустилась вслед за Филипом, догнала его и понеслась рядом, пересекая луга и беря по пути разнообразные препятствия. В конце концов Филип натянул поводья и замедлил ход.
Маделина последовала его примеру. Здесь была чужая территория, так что вольничать не следовало.
Отдышавшись немного, они посмотрели друг на друга.
– Здорово. Вы были великолепны, – сказал Филип. – А теперь поедем потише – начинаются пастбища.
Они неторопливо пересекли красивые поля, на которых лениво щипали траву стада овец. Миновали эвкалиптовую рощу, въехали под сень золотистых вязов, следуя вдоль извилистой серебряной нити реки, оставили позади широкую долину и наконец добрались до зеленеющих холмов Дануна.
Время от времени они переговаривались. Маделина задавала вопросы.
Филип отвечал ей, но по большей части они ехали молча. Филипу было это по душе. Он не был говоруном – скорее, человеком замкнутым и самодостаточным, так что женщины, которые болтали без умолку, действовали ему на нервы. Молчание Маделины было как бальзам. Ее присутствие он ощущал непрестанно, и в то же время она не навязывала себя, не покушалась на его внутренний мир, который он привык оберегать сызмальства. Между ними не было никакой неловкости. Во всяком случае, он ее не чувствовал. Он просто знал, что она едет рядом, и от этого ему было легко и свободно, как никогда прежде.
Маделина разделяла эти чувства. Неловкость и напряжение, пережитые в галерее, уменьшились, пока она переодевалась, и вовсе исчезли во время конной прогулки. Хотя Новый Южный Уэльс бесконечно далек от Кентукки, она впервые за последние четыре года, после отъезда из Лексингтона, испытала такую щемящую близость к дому. Тишина садов, которая поразила ее нынче утром, сменилась умиротворенностью безбрежных полей, и душа Маделины открылась навстречу удивительному, всеобъемлющему покою.
Они ехали по его землям уже почти два часа и в конце концов добрались до цели путешествия, которую Филип наметил, выезжая из конюшни. Это было самое высокое место Дануна, к нему вела крутая дорожка. Достигнув вершины холма, Филип спрыгнул с Черного Опала и подождал Маделину, ехавшую чуть позади.
Вскоре она присоединилась к нему. Он снова удержался от искушения помочь ей спешиться. Ему почему-то было страшно притронуться к ней.
Убедившись, что Маделина спрыгнула на траву, Филип направился к гигантскому дубу, который, подобно колоссальному зонтику из кружевной зелени, распластал над поляной свои древние ветви.
Когда Маделина подошла, Филип сказал:
– Этот дуб посадил сто лет назад мой прапрадед. Это любимое мое место. Впервые меня сюда еще мальчиком привела Эмма – она тоже любила здесь бывать. Отсюда видно далеко во все стороны. Взгляните-ка! – Филип вскинул руку и прикрыл ладонью глаза от солнца, окидывая взглядом волнующую ниву. В голосе его звучали гордость и любовь: – Нет в мире ничего лучше, по крайней мере для меня.
– И впрямь замечательно, – искренне сказала Маделина.
Казалось, что в Дануне небо голубее, облака – белее, трава и деревья – зеленее, цветы – ярче. «Рай да и только», – как сказал Филип, когда они пересекали долину. Маделина несколько раз глубоко вдохнула. Воздух был кристально прозрачен и свеж.
Филип сорвал с головы широкополую шляпу, швырнул ее на землю и провел рукой по темным густым волосам.
– Давайте-ка отдохнем немного перед обратной дорогой, – предложил он.
Усаживаясь на землю и жестом приглашая Маделину сесть рядом.
Она кивнула и опустилась на землю. Приятно после долгой прогулки под жарким солнцем посидеть в тени.
После короткого молчания Филип сказал:
– Как прекрасно, должно быть, чувствовать, как они!
– Да, – ответила Маделина, сразу поняв, что он говорит о Поле и Эмме.
– А вы были когда-нибудь сильно влюблены? – спросил Филип.
– Нет, а вы?
– И я нет.
Филип замолчал, погрузившись в раздумье. Маделина тоже умолкла.
– Вы замужем? – внезапно спросил он.
– Нет… и никогда не была.
Филип искоса посмотрел на Маделину. Он хотел спросить, есть ли у нее друг, но удержался. И без того их разговор становился слишком интимным.
Словно почувствовав, что он разглядывает ее, Маделина повернула голову и пронзила его взглядом своих серых глаз.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133