.. волшебных человечков? – спросила Энни.
Тон у нее был скептический, но Джилли сразу поняла, что она хочет верить.
– Не всех, – сказала Джилли. – Некоторых я придумала сама, а другие... вот эти, например. – Она показала сделанный в Катакомбах набросок, где возле брошенной машины бродили какие-то странные фигуры, чьи классически правильные, как на картинах прерафаэлитов, лица совсем не вязались с их лохмотьями и развалинами вокруг. – Они существуют.
– Но может, это просто люди. У них ведь нет крыльев и они не такие маленькие, как другие.
Джилли пожала плечами:
– Пусть так, но они не просто люди.
– А чтобы их увидеть, надо и самой быть волшебной?
Джилли покачала головой:
– Просто надо обращать внимание. Иначе их не замечаешь или видишь что-нибудь другое – то, что ожидаешь, а не то, что есть на самом деле. Голоса фей становятся ветром, а бодах, вот такой как этот... – она перевернула страницу и ткнула пальцем в крошечного человечка ростом не выше кошки, который метнулся с тротуара в сторону, – кажется всего лишь обрывком газеты, который подхватила струя воздуха от прошедшего мимо автобуса.
– Обращать внимание, – повторила Энни с сомнением.
Джилли кивнула:
– Так же как мы должны обращать внимание друг на друга, чтобы не упустить то важное, что происходит с нами.
Энни перевернула еще страницу, но на рисунок смотреть не стала. Вместо этого она внимательно вглядывалась в острые, как у пикси, черты лица Джилли.
– Ты правда-правда веришь в магию, да? – сказала она.
– Правда-правда, – ответила Джилли. – Но я не просто принимаю ее на веру. Для меня искусство тоже волшебство. Я показываю другим душу того, что вижу: людей, мест, таинственных существ.
– Ну а если я не умею рисовать? Где же тогда магия?
– Жизнь – это тоже магия. У Клары Хемилл есть в одной песне строчка, которая, по-моему, все объясняет: «Если нет магии, нет и смысла». Без магии – или без чуда, тайны, природной мудрости, как хочешь, так и назови, – все теряет глубину. Остается только поверхность. Ну, что видишь, то и есть на самом деле. Я честно верю, что все на свете имеет более глубокий смысл, хоть картина Моне в какой-нибудь галерее, хоть старый бродяга, спящий в подворотне.
– Не знаю, – сказала Энни. – Я понимаю, что ты говоришь о людях и прочем, но все остальное – это больше похоже на то, что видишь, когда сидишь на кислоте.
Джилли покачала головой:
– Я принимала наркотики, и я видела фей. Это не одно и то же.
Она встала, чтобы помешать рагу. Когда она вернулась к столу, Энни уже закрыла блокнот и сидела, прижав руки ладонями к животу.
– Чувствуешь ребенка? – спросила Джилли.
Энни кивнула.
– Ты уже думала о том, что будешь делать дальше?
– Думала. Я не уверена, хочу ли я оставить этого ребенка.
– Решай сама, – сказала Джилли. – Что бы ты ни выбрала, мы тебя поддержим. В любом случае жилье мы тебе найдем. Если решишь воспитывать ребенка и работать, мы подыщем дневную няню. Захочешь сидеть с ребенком сама, еще что-нибудь придумаем. В этом и заключается спонсорство. Мы не собираемся говорить тебе, что делать; мы просто хотим помочь тебе стать тем, кем ты должна была бы стать.
– Не уверена, что из меня вышло бы что-то хорошее, – сказала Энни.
– Не надо так думать. Это неправда.
Энни пожала плечами:
– Наверное, я боюсь, что сделаю со своим ребенком то же, что моя мать сделала со мной. С этого все и начинается, так ведь? Моя мамка все время драла меня, неважно, за дело или без дела, вот и я буду так же.
– Ты только зря растравляешь себя такими мыслями, – сказала Джилли.
– Но ведь это может быть, разве нет? Господи, да я... Знаешь, я уже два года с ней не живу, а мне до сих пор кажется, что она стоит у меня за спиной или поджидает где-нибудь за углом. Похоже, мне никогда от нее не уйти. Когда я жила дома, у меня было такое чувство, как будто я живу в доме злейшего врага. Я убежала, но ничего не изменилось. Чувствую то же самое, только теперь все вокруг мои враги.
Джилли протянула к девушке руку и положила ладонь поверх ее ладони.
– Не все, – сказала она. – Ты должна в это поверить.
– Это не просто.
– Знаю.

10

«Вот куда мы их выкидываем», Мег Маллали. Ретушированная фотография. Катакомбы, Ньюфорд, 1991.
Двое детей сидят на пороге заброшенного дома в Катакомбах. Они нечесаные, неумытые, одеты грязно, с чужого плеча. Оба походят на бродячих лудильщиков-ирландцев рубежа веков. Со всех сторон их окружают отбросы: мусор, который вываливается на мостовую из лопнувших мешков, битые бутылки, матрас, гниющий посреди улицы, смятые консервные банки, мокрые газеты, использованные презервативы.
Детям семь и тринадцать лет, это мальчик и девочка. У них нет дома, нет семьи. У них нет никого, за исключением друг друга.

Следующий месяц прошел ужасно быстро. Энни осталась у меня – она сама так захотела. Но мы с Анжелой все же нашли ей жилье – квартирку с одной спальней на Ландис-авеню, куда она переедет после рождения ребенка. Это совсем близко: из моего окна видно окно ее спальни. Но пока она здесь, со мной.
Она правда отличная девчонка. Художественных наклонностей никаких, зато очень умная. Она сможет стать, кем захочет, только бы ей научиться справляться с тем грузом, который взвалили на ее плечи родители.
Она немножко стесняется Анжелы и некоторых других моих друзей – может быть, потому, что они намного старше, или еще почему, не знаю, – но со мной и Софи она ладит просто отлично. Наверное, все дело в том, что стоит нас с Софи оставить в одной комнате хотя бы на пару минут, как мы начинаем хихикать и вообще вести себя так, словно нам еще и половины наших лет не исполнилось, отчего кажется, будто мы всего на год-два старше самой Энни, по крайней мере с точки зрения умственного развития.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150