– Это... – Гарриет кашлянула, прочищая горло. – Это и был... несчастный случай?
– Ну нет, какой же это несчастный случай, – возразила Флора. – И не верь, если кто-нибудь станет утверждать обратное. Его отец совершенно точно знал, что делает, когда запустил им в зеркальное стекло...
– Но...
– Ну и, конечно, человек он был бедный, за операцию заплатить не мог, вот и заштопал сынка, как умел.
Гарриет со все нарастающим ужасом смотрела на чудовищную фигуру.
– Это... это все неправда, – выдавила наконец она.
– Почему же, все это записано в его медицинской карточке, которая хранится в доме для умалишенных, – ответила Флора. – Его отец во всем сознался, когда его самого заперли. Бедняга Фрэнк. Ему-то это не помогло, слишком поздно было, вот и пришлось его тоже запереть, хотя он-то ни в чем не был виноват, разве только в том, что родился от папочки-маньяка.
С усилием Гарриет оторвала взгляд от обезображенного лица Фрэнка и поглядела на старуху.
– А вам это откуда известно? – спросила она.
– Так мы с ним в одном сумасшедшем доме были, – отозвалась Флора. – Разве я тебе не сказала?
– Нет, не сказали.
Флора пожала плечами:
– Давно это было. Помяни мое слово, вот доживешь до моих лет и тебе будет казаться, что все было давным-давно.
Гарриет хотела спросить, за что же туда попала сама Флора, но у нее не хватило духу. Да и в конце концов, так ли уж ей необходимо это знать? К тому же есть еще один вопрос, не задать который она просто не может. Она плотнее запахнулась в одеяло, запах которого давно перестал ее беспокоить, – ее била дрожь, хотя и не от холода.
– А что будет теперь? – отважилась она.
– Я не вполне понимаю твой вопрос, – ответила Флора, но хитрая усмешка, притаившаяся в ее глазах, яснее ясного говорила, что все она прекрасно поняла.
– Со мной что теперь будет? – гнула свое Гарриет.
– Ах, с тобой, – отозвалась Флора. Бросила нежный взгляд на страшилище в дверях. – Фрэнк хочет иметь семью.
Гарриет покачала головой.
– Нет, – прошептала она, еле слыша саму себя. – Ни за что.
– А тебя, дорогуша, никто и спрашивать не будет. Не похоже, чтобы кто-то бросился тебя спасать, по крайней мере не в такую погоду. Да, собственно, даже если и потеряет тебя кто-нибудь, где искать-то будет? В этом городе люди каждый день пропадают. Печально, но ничего не поделаешь, в тяжкие времена живем, и по заслугам.
Гарриет по-прежнему качала головой.
– Подумай хотя бы раз в жизни о ком-нибудь, кроме себя, – продолжала старуха. – Я таких, как ты, навидалась. Того гляди, лопнете от самодовольства; можно подумать, весь мир вокруг вас вертится. Все-то у вас гости, танцы, театры, клубы, кабаре, а о тех, кому не так повезло в жизни, и не вспоминаете. Убудет от тебя, что ли, если ты подаришь немного любви и нежности бедному одинокому чудовищу?
«Наверное, я сошла с ума, – подумала Гарриет. – И мне все мерещится: и это чудище, и эта старуха, хладнокровная, как маньяк. Не может этого быть на самом деле».
– По-твоему, он сам в восторге от своей внешности? – продолжала допрашивать ее Флора.
Ее голос зазвенел, и монстр тут же забеспокоился, как пес, который ощетинивается, когда его хозяин злится.
– Все это не имеет ко мне никакого отношения, – заявила Гарриет и сама поразилась, что еще может защищаться. – Я не такая, как ты думаешь, и то, что случилось с этим... с Фрэнком, случилось не из-за меня.
– Ошибаешься, имеет, – ответила старуха. – Забота, семья, самопожертвование, совестливость и настоящее непреходящее чувство – все это имеет самое непосредственное отношение к его истории.
– Силой любовь ни из кого не выжмешь, – спорила Гарриет.
Флора вздохнула:
– В том-то и дело, что во времена, подобные на шим, сила – единственный способ. Общество тяжело больно, дитя мое; твой отказ признать истину столько же результат, сколько и причина этой болезни.
– Сама ты больная! – завопила Гарриет.
Она кинулась к входным дверям, молясь про себя, чтобы они оказались незапертыми. Монстр был далеко, да и двигался, по счастью, слишком медленно. Старуха стояла ближе и сразу кинулась к ней, но ужас придал Гарриет сил, и она буквально отшвырнула ее с дороги. Скорее, скорее прочь из этого дома, на улицу, туда, где метель.
Первый же порыв вьюги едва не запихнул ее внутрь, но она удержалась, налегла на сопротивляющуюся дверь и оказалась-таки на улице. Снежные вихри налетали со всех сторон, подгоняемые сумасшедшим, капризным ветром, так что Гарриет скоро потеряла всякое представление о том, куда она идет, но остановиться боялась. Ничего не видя из-за снега, борясь с ветром, она упорно лезла через сугробы, одержимая одним желанием – уйти как можно дальше от проклятого дома.
«О Господи, – подумала она в какой-то миг, – там же моя сумка осталась. А в ней паспорт. У них есть мой адрес. Они найдут меня дома или на работе, когда им заблагорассудится».
Но думать было некогда, борьба с ветром и снегом отнимала все силы. Гарриет и сама не могла бы сказать, как долго она брела через метель. Может быть, всего час, а может, и целую ночь. Ее трясло от холода и страха, когда она в очередной раз споткнулась, упала и поняла, что больше уже не встанет.
Она лежала на земле, а восхитительное ощущение тепла разливалось по всему ее телу. И тут она поняла: не надо сопротивляться. Лучше просто закрыть глаза и уплыть в то темное, теплое, которое давно манит ее к себе. Она перекатилась на бок и уставилась в белое небо. Снег немедленно залепил ей все лицо. Она подняла руку и провела окоченевшей ладонью ото лба к подбородку.
Она была готова признать свое поражение. Готова сдаться, потому что нельзя ведь сделать больше, чем ты можешь, а у нее уже не осталось сил.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150