..
Она оглянулась на Флору, но та по-прежнему не обращала на нее никакого внимания. Только закуталась поплотнее в свою шаль да отпила чаю из жестянки.
«Вот черт», – подумала Гарриет и двинулась через фойе.
Уже на середине коридора она услышала голос: ребенок тихонько мурлыкал какую-то песенку. Слова она разобрала не раньше, чем оказалась на пороге комнаты, занятой еще одним эксцентричным обитателем этого дома.
Фрэнк, скрестив ноги, сидел на полу посреди комнаты, перед ним были разбросаны вещички из сумочки Гарриет. Сама сумочка валялась в углу. Гарриет уже хотела тихонечко выйти из комнаты, пока Фрэнк ее не заметил, но его пение буквально пригвоздило ее к месту. Тот детский голос, который она слышала еще в коридоре, принадлежал ему, с его искореженных губ срывались эти высокие, невозможно сладкие звуки. Так могла бы петь маленькая девочка, прыгая через скакалку:
Фрэнк и Гарриет во саду
Целовались на дубу,
Поцелуй, за ним и свадьба,
Вот и Фрэнк коляску катит.
Лицо Фрэнка показалось Гарриет еще чудовищнее по контрасту с этим детским голосом. Он подбрасывал разные предметы из ее сумочки в воздух и ловил их на лету, не давая им упасть. Ее паспорт, кредитка, старые, еще из дома, фотографии, какие-то обрывки бумаги с записанными на них адресами и телефонами, бумажные деньги, банковская карта... выплясывали трепетное фанданго в воздухе под аккомпанемент его голоса, а его пальцы, такие толстые и неуклюжие, двигались с поразительной ловкостью и даже грацией. Помаду, пудреницу, ключи и мелкие монеты он выстроил напротив себя по линеечке, как солдатиков на игрушечном параде. Справа от него, на деревянном ящике, рядом со свечой, лежала полуобгоревшая десятидолларовая купюра. На другом ящике, по его левую руку, свернулась калачиком дохлая кошка: на первый взгляд могло показаться, что она спит, но остекленевшие глаза и распухший язык, вывалившийся из полуоткрытого рта, разрушали это впечатление.
Гарриет почувствовала, как в горле у нее нарастает крик. Она попятилась и тут же натолкнулась на стену. Детский голос смолк, и Фрэнк поднял голову. Фотографии, купюры, обрывки бумаги, как снег, посыпались ему на колени. Он смотрел на нее не отрываясь.
В первое мгновение Гарриет не сомневалась, что глаза, которые смотрят на нее с этого обезображенного лица, тоже совсем детские. Чистота и безмятежная невинность их взгляда странно не вязались с изуродованной шрамами плотью. Но уже в следующий миг они изменились, и хищный, коварный ум глянул из них на Гарриет.
Одним взмахом руки Фрэнк смел с колен клочки бумаги и денег.
– Моя, – гулко проревел он. – Девчонка моя!
И качнулся вперед, чтобы встать, но Гарриет уже летела прочь по коридору, который привел ее сюда.

– Тяжелее всего смотреть, как они умирают, – сказала старуха. – Один за другим: родители, друзья, домашние...
Ее голос прервался, воспаленные глаза погрустнели. Чудовище невозмутимо наблюдало за ней.
– Хуже всего было, когда умерла Жюли, – продолжала старуха. Когда она произнесла имя дочери, голос ее дрогнул. – Конечно, родители не должны переживать своих детей, неправильно это. – И она пристально посмотрела на чудовище. – Но, с другой стороны, как еще узнаешь, на что похожа эта боль?
Чудовище запрокинуло голову, и беззвучный вой рванулся из его груди.

Влетев в комнату, где она оставила Флору, Гарриет увидела, что старухи там нет. Ящик со свечой и печка были на месте. На краешке плиты, рядом с горелкой, стояла жестянка, до половины наполненная чаем.
Гарриет оглянулась: неуклюже волоча ноги, приближался Фрэнк.
Надо во что бы то ни стало выбираться отсюда. Пусть воет метель, пусть она не знает дороги, пусть по Катакомбам ни пройти ни проехать из-за мусора, все ерунда. Главное...
– Вот ты где, – раздался голос прямо у нее за спиной.
Сердце Гарриет пропустило удар. Резкий короткий вскрик неожиданно для нее самой сорвался с ее губ, она шарахнулась в сторону и попятилась от темного угла за дверью, откуда донесся этот самый голос. Но даже поняв, что это всего лишь старуха, она не перестала пятиться. Кто бы ни была эта самая Флора, ей она не друг, это девушка знала совершенно точно.
Тем временем, не сводя с нее голодного взгляда криво посаженных глаз, в фойе ввалился Фрэнк. Сердце Гарриет рванулось в галоп. Горло пересохло. Мышцы груди напряглись и так сдавили ребра, что дышать стало невмоготу.
«О Господи, – пронеслось у нее в голове. – Скорее отсюда, пока не поздно».
Но пошевелиться не было сил. Руки и ноги точно свинцом налились, и она испугалась, что сейчас снова потеряет сознание.
– Ну-ну, Самсон, – сказала старуха. – Не надо так напирать, а то помрет еще со страху.
Монстр послушно замер в дверях, но есть Гарриет взглядом не перестал.
– Са-Самсон? – слабеющим голосом переспросила она.
– Да, в этой несчастной головушке кого только не сыщешь, – отозвалась Флора. – А все из-за травм, которые он перенес в детстве. У него болезнь – как, бишь, доктор Адамс ее называл? Расщепление личности, вот. По-моему, еще до несчастного случая доктор точно установил, что в голове Фрэнка уживается семнадцать человек. Одни совсем безобидные, как Фрэнк или малышка Бесси. Зато другие, Самсон к примеру, имеют несчастную склонность к насилию, когда что не по ним.
– Доктор? – снова переспросила Гарриет. Казалось, вылавливать из сказанного старухой отдельные слова и повторять их за ней – это все, на что она была теперь способна.
– Да, его поместили в сумасшедший дом еще в юности. Но самое интересное в том, что он, похоже, понимает, сколько разных людей живет в его голове. Он считает, что его отец, когда сшивал его заново, использовал фрагменты разных людей, а теперь эти куски чужой плоти завладели частями его сознания и распоряжаются ими, как хотят.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150