– Сирин не выдержал и отложил наконец книгу. Мэран уже час как вернулась с занятий в старой каланче и все не могла найти себе места. – Хочешь поговорить?
– Все равно ты скажешь «а я что говорил?».
– А что я говорил?
Мэран вздохнула:
– Не прикидывайся. Как ты тогда сказал? «Глазная трудность обучения детей в том, что приходится терпеть их родителей». Что-то в этом роде.
Сирин подошел и опустился на диванчик в оконной нише, где сидела, глядя на улицу, его жена. Помолчал, любуясь высокими старыми дубами, что росли вокруг дома. Даже в убывающем свете дня ему были хорошо видны маленькие коричневые человечки, которые сновали среди палой листвы, точно шустрые обезьянки.
– Но дети того стоят, – промолвил он, наконец.
– То-то я вижу, ты их учишь.
– Не многие родители в состоянии раскошелиться на арфу для своих вундеркиндов.
– И все равно...
– Все равно, – согласился он. – Ты совершенно права. Ненавижу иметь дело с родителями, и всегда ненавидел. Стоит мне увидеть, как детей загоняют в рамки, как будто по ящикам деревянным распихивают, убивают в них всякий энтузиазм... Навыдумывали правил – так положено, этак не положено, зубрежка, экзамены... – нет, чтобы просто играть. – И он сорвался на злой, раздражительный тон, явно в подражание учительскому. – Меня не волнует, в какой рок-группе ты собираешься играть, здесь ты будешь делать то, что я тебе говорю...
Он умолк. Глаза вспыхнули мрачным пламенем – не гнева, скорее досады.
– Так и хочется взять их да отшлепать, – закончила за него Мэран.
– Вот именно. А что, ты так и сделала?
Мэран покачала головой:
– Нет, до этого я не дошла. Хотя, может быть, стоило.
И она рассказала мужу о визите миссис Баттербери и ее просьбе, а потом дала ему почитать сочинение девочки.
– Хорошо написано, правда? – сказал он, когда дошел до конца.
Мэран кивнула:
– А теперь скажи, как я могу объяснять Лесли, что она ошибается, когда я знаю, что все так на самом деле и есть?
– Никак.
Сирин отложил сочинение и снова уставился на деревья за окном. Пока они разговаривали, сумерки прокрались в парк. В плотных мантиях теней стояли дубы – неравноценная замена роскошных зеленых плащей, которые украла осень. У подножия самого мощного дуба маленькие человечки развели костерок и теперь жарили на нем грибы и желуди, нанизав их на прутики.
– А что сама Анна Баттербери? – спросил Сирин. – Помнит что-нибудь?
Мэран качнула головой:
– Не думаю, она даже не понимает, что мы уже встречались и что это она изменилась, а мы остались прежними. Она такая же, как и все люди: если с ней происходит что-то такое, чего она не может объяснить, она убеждает себя, что ей просто показалось.
Сирин перевел взгляд на жену.
– Так, может быть, стоит ей напомнить, как все было? – предложил он.
– По-моему, это не лучший выход. Навредить боюсь. Неподходящий она человек...
Мэран снова вздохнула.
– А ведь у нее были все шансы, – ответил Сирин.
– Да, – согласилась Мэран, припоминая. – Шансы у нее были. Но теперь поздно, время ушло.
Сирин тряхнул головой:
– Никогда не поздно.

Из дневника Лесли,
добавочная запись от 12 октября:
Ненавижу этот дом! Просто ненавижу! Как она могла поступить так со мной? Как будто мало того, что она следит за каждым моим вздохом, – а то еще, чего доброго, осрамлюсь как-нибудь ненароком, – но это уже вообще.
Дневничок, ты, наверное, удивляешься, о чем это я. Помнишь то сочинение о национальных меньшинствах, которое задавал мистер Аллен? Так вот мама его прочитала и забрала себе в голову, что я попала в секту сатанистов и пристрастилась к наркотикам. Но хуже всего то, что она показала его Мэран и в следующий четверг та должна «поговорить со мной и помочь мне исправиться».
Меня просто тошнит от всего этого. Она не имела права. И с какими глазами я теперь на урок пойду, спрашивается? Такой позор. Я уже не говорю о разочаровании. Я-то думала, что Мэран меня поймет. Мне и в голову не приходило, что она может быть заодно с моей матерью – по крайней мере, не в чем-то по-настоящему важном.
Мэран всегда казалась мне особенной. И не только из-за ее прикольной одежды, и не потому, что она никогда не говорит со мной снисходительно, как взрослая, и даже не потому, что у нее вид в точности как у мадонны прерафаэлитов, только с такими классными зелеными прядками в волосах. Просто она человек необыкновенный. Когда она играет, музыка течет легко, как по волшебству, и она знает столько интересных историй про то, как появились разные мелодии. Вот когда она рассказывала про то, как феи подарили волынщику песню «Золотое кольцо» в обмен на настоящее кольцо, которое они потеряли, а он им вернул, мне показалось, она и сама верит, что так все и было. Голос у нее был такой, как будто она своими глазами это видела.
У меня такое чувство, точно я всю жизнь ее знаю. Стоило мне только ее увидеть, как показалось, будто я старого друга встретила. Иногда я даже думаю, что она сама и есть магия – принцесса-дриада из волшебной дубовой рощи, которая пришла пожить в Страну смертных, но скоро вернется назад, на свою истинную родину.
И чтобы такой человек, как она, ввязался в крестовый поход моей матери против фей?
Наверное, я просто слишком наивна. А она такая же, как моя мать, мистер Аллен и все те, кто не верит. Ну и ладно, не буду больше на ее дурацкие уроки ходить, только и всего.
Как я устала здесь жить. Бежать бы отсюда, куда глаза глядят.
Ну почему феи не похитили меня, когда я была совсем маленькой? Тогда я была бы там, а здесь, на моем месте, оказался бы какой-нибудь подкидыш. И пусть бы мама превращала его в маленького послушного робота.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150