– Вы как будто сестры, – сказала мне однажды Энни, когда мы вернулись от Софи. – Только она посветлее, и погрудастее, и уж точно организованнее, чем ты, но когда я с вами, у меня такое чувство, будто вы моя семья. Настоящая семья, такая как полагается.
– Несмотря на то, что в жилах Софи течет кровь фей? – спросила я у нее.
Она подумала, что я шучу.
– Если в ней есть магия, – сказала Энни, – то и в тебе тоже. Может, вы потому так и похожи на сестер.
– Просто я обращаю внимание на некоторые вещи, – ответила я ей. – Вот и все.
– Ну да, конечно.

Роды начались точно в назначенный день – в три тридцать утра, в воскресенье. Я бы, наверное, голову потеряла от страха, если бы Энни не сделала этого еще раньше. Так что пришлось мне сесть на телефон, позвонить Анжеле, а потом помогать Энни одеваться.
Когда Анжела добралась до нас на своей машине, схватки шли уже вовсю. Но кончилось все как нельзя лучше. Джиллиан София Майкл появилась на свет в центральной больнице Ньюфорда два часа сорок пять минут спустя. Шесть фунтов и пять унций краснолицего чуда. Все прошло без осложнений.
Они наступили позже.

11

Последняя неделя перед выставкой была сплошной хаос. Откуда-то взялись сотни мелочей, о которых никто не подумал раньше и которые пришлось улаживать в последнюю минуту. А тут еще как назло Джилли не давала покоя незаконченная картина, которую ей надо было непременно закончить к вечеру пятницы.
Она стояла на ее мольберте, безымянная, едва намеченная карандашом, одноцветная. Цветовая гамма не давалась Джилли. Она знала, чего хочет, но стоило ей встать у мольберта, и все мысли тут же вылетали у нее из головы. Как будто она вдруг забыла все, что знала о живописи. Сущность картины, которую ей хотелось передать на полотне, призраком возникала перед ее внутренним взором, так близко, что, казалось, протяни руку и дотронешься, но тут же ускользала, точно сон в момент пробуждения, и так день за днем. Все время мешало что-нибудь извне. То стук в дверь. То телефонный звонок.
Выставка открылась ровно через семь дней.
Дочке Энни было уже почти две недели. Она росла здоровым, спокойным ребенком, из тех, которые постоянно воркуют что-то себе под нос, как будто сами с собой разговаривают; она никогда не плакала. Зато сама Энни извелась от волнения.
– Мне страшно, – сказала она Джилли, зайдя в тот день к ней в мансарду. – Все слишком хорошо. Я этого не заслужила.
Они сидели за кухонным столом, а девочка лежала на раскладной кровати меж двух подушек. Энни все время крутила что-то в руках. Наконец она взяла карандаш и стала рисовать на разных листках фигурки из палочек и кружочков.
– Не говори так, – сказала Джилли. – Не смей даже думать так.
– Но это правда. Посмотри на меня. Я не такая, как ты или Софи. Я не такая, как Анжела. Что я могу дать моей дочери? Кого она увидит, когда поглядит на меня?
– Добрую, заботливую мать.
Энни покачала головой:
– У меня нет такого ощущения. Я как в тумане, живу, будто через паутину продираюсь, изо дня в день.
– Давай-ка мы лучше к врачу с тобой сходим.
– Да, к психиатру, – сказала Энни. Она продолжала машинально водить карандашом по бумаге, потом, словно опомнившись, взглянула на свой рисунок. – Ты только посмотри. Дерьмо какое.
Не успела Джилли поглядеть, как Энни уже смахнула бумажки на пол.
– Ох, елки, – сказала она, когда клочки разлетелись по всей комнате. – Извини. Я не хотела.
Она встала, опередив Джилли, и запихала их все в мусорное ведро у плиты. Постояла с минуту, делая глубокие вдохи, задерживая дыхание и медленно выпуская воздух.
– Энни?..
Она обернулась, когда Джилли подошла к ней. Сияние материнства, которое буквально преобразило ее в последний месяц перед родами, постепенно угасало. Она снова побледнела. Похудела. У нее был такой потерянный вид, что Джилли только и могла, что прижать ее к себе и утешить молча, без слов.
– Прости меня, – сказала Энни ей в волосы. – Я сама не знаю, что происходит. Просто мне... Я знаю, что должна быть счастлива, но мне страшно, и я совсем запуталась. – Костяшками пальцев она протерла глаза. – Господи, ты только послушай. Похоже, меня хлебом не корми, дай только на жизнь пожаловаться.
– Она у тебя не из легких, – сказала Джилли.
– Да, но когда я вспоминаю, как все было довстречи с тобой, мне кажется, я прямо на небо попала.
– Может, останешься сегодня у меня? – предложила Джилли.
Энни отступила от нее на шаг:
– Можно бы, а ты правда не возражаешь?..
Я правда не возражаю.
– Спасибо.
Энни посмотрела на кровать, ее взгляд задержался на часах над плитой.
– Ты на работу опаздываешь, – сказала она.
– Ничего. Я все равно не собиралась идти сегодня.
Энни покачала головой:
– Нет, иди. Ты же мне сама рассказывала, сколько там народу в пятницу вечером.
Джилли все еще подрабатывала время от времени в кафе «У Кэтрин» на Баттерсфилд-роуд. Она хорошо представляла себе реакцию Венди, если она позвонит и скажется больной. Сегодня вечером ее подменить некому, а значит, Венди придется в одиночку обслуживать все столики.
– Ну, если ты уверена, – сказала Джилли.
– С нами все будет в порядке, – ответила Энни. – Честно.
Она подошла к кровати, взяла девочку на руки и стала ее слегка покачивать.
– Посмотри на нее, – сказала она почти что сама себе. – Трудно поверить, что это я родила такую красавицу. – Она повернулась к Джилли и, прежде чем та успела что-нибудь сказать, добавила: – Это и есть магия, самая настоящая, правда?
– Может быть, одна из лучших, на которую мы способны, – сказала Джилли.

12

«Разве можно называть это любовью?», Клодия Федер.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150