Телефон звонил и звонил. Гурвич переборол желание заткнуть его, бросив с размаху на пол, чтобы только осколки в стороны брызнули. Нехотя протянул руку.
— Кто там? — растягивая слова, произнёс он.
— Это Санин.
— Здорово, — Гурвич закряхтел, как старый дед, и приподнялся на лавке, по ходу легонько шлёпнув Наташку по округлому заду. — Палыч, если бы ты только знал, от чего меня отрываешь…
— Плохи дела, Алешенька.
Санин всех знакомых и своих студентов называл уменьшительными именами, отчего у многих закрадывались подозрения по поводу правильности его сексуальной ориентации.
— Что случилось? — встревожился Гурвич, вдруг поняв, что голос у третьего члена их научной группы доктора математических наук Санина потерянный.
— Белидзе…
— Что Белидзе?
— Он умер.
— В смысле?
— Он умер. Погиб. Покончил жизнь самоубийством. Наглотался снотворных таблеток. Достаточно?
— Так, Палыч. Успокойся и не кипятись… Ерунда какая-то. Как Белидзе мог покончить жизнь самоубийством? Сейчас, когда все на мази?
— У него спроси! — По голосу Санина ощущалось, что в его душе трепетала, как птица в клетке, пытавшаяся вырваться на простор, истерика.
— Так… Успокойся… Успокойся, — как заклинание повторял Гурвич. В предбаннике было жарко. Но в груди возник сквознячок. Холодный такой сквознячок, от которого замерзает сердце. — Я сейчас собираюсь и еду… И мы что-нибудь придумаем.
— Что мы можем придумать?
— Так. Успокойся, — то ли себе, то ли собеседнику сказал Гурвич. Дал отбой. И присел на лавке, замерев и тупо уставившись в дощатую стену, на которой был зачем-то накрепко прибит барометр.
Девушка насторожённо погладила его по плечу.
— Ну, котик, чего случилось? Он не ответил.
— Чего киснешь, красавец?… Ох, какой хмурый. Сейчас мы тебя успокоим, — она потёрлась голой грудью о его плечо, её руки поползли вниз.
— Отстань! — заорал Гурвич, резко оттолкнув её.
— Ты чего, совсем? — обиделась Наташка.
— Извини… У меня… У меня друг умер.
— Как умер?
— Отравился… Или отравили…
— Отравили?! — изумлённо уставилась на него девушка.
— Да… Но это начало. Всех нас перебьют… Я как чувствовал…
Он начал одеваться.
— Надо ехать… Надо…
Девушка смотрела на него, как на психа…
— Извини, крошка, — застегнув рубашку, кинул он ей. — Пока.
Он вышел из бани, согнувшись от удара мокрого снега. С утра зарядил этот снег, будь он неладен. И тучи — низкие, давящие. Куда подевалось вчерашнее солнце?
— Во, психический, — покачала головой деваха, глядя на захлопнувшуюся дверь.
— Люблю огонь, — сидящий на корточках молодой плечистый чеченец с наивным дурашливым лицом ткнул кочергой в уютно потрескивающие в камине поленья. — В горах огонь — тепло, хорошо… И редко.
— Почему редко? — спросил Глеб, комфортабельно устроившийся в плетёном кресле с мягкими подушками.
— Огонь — нельзя. Самолёт прилетит. Вертолёт прилетит. Снайпер ударит… В спальный мешок спишь. Там хорошо. Тепло. Но огонь лучше.
— Долго воевал?
— С тринадцати лет. Отец воевал… Я воевал. А ты?
— Пришлось маленько.
— За кого воевал?
— За всех, — хмыкнул Ратоборец.
— За всех — это правильно. Дураки воюют просто так. Умный воюет за деньги. Нет денег — нет война.
— Хорошо хоть платили? — поинтересовался Глеб.
— За работу. БТР убил — платят много. Солдат убил — платят так себе. Офицер убил — платят нормально. Война. Выгодно.
— Это верно…
— Руслан хорошо тебе платит? — как бы невзначай бросил молодой чеченец.
— Иногда неплохо… Чаще — так себе.
— Руслан жадный… Ты сильный. В тебе воин виден. Сейчас мы с братом отлежимся, тогда поехали с нами Чечня.
— В горах воевать?
— Зачем в горах? Кто сейчас в горах воюет? Дома живёшь. Хорошо кушаешь. Днём спишь. Ночью свиней режешь…
— Свиней?
— Которые в военной форме…
— И много заработать можно?
— Как работать будешь, — в голосе молодого чеченца зазвучали зазывные нотки, как в рекламе памперсов. — Ты воин. Мину, фугас класть можешь. Стрелять умеешь. Кроме того, ты русский, в форму тебя оденешь — от солдата не отличишь. Не то что мы… Денег много получишь. Богатый будешь.
— Денег… Каких? Фальшивых?
— Зачем фальшивых? Имам Муртазалиев получил от братьев с Аравии мало-мало много денег.
— Значит, фугасы класть, — усмехнулся Глеб.
— Не просто фугас класть. Фугас мальчишка положит… Специальная операция! — многозначительно произнёс молодой чеченец важное слово.
— Почти уговорил…
— Руслан мало-мало платит. Муртазалиев щедрый. И никогда фальшивый доллар не даёт. Его за это уважают. Кого хочешь спроси.
— Спрошу…
Чеченец удовлетворённо крякнул, решив, что доброе начало важному делу положено. Заполучить такого бойца — здоровенного, с кошачьей грацией в движениях, выдающую человека серьёзной подготовки, это ли не удача! И ещё приятно подложить свинью Руслану, которого не любят за жадность, хитрость и пренебрежение обычаями.
— Скоро они там? — Глеб посмотрел на часы.
— Приедут. — Молодой чеченец снова принялся ворошить угли. — Сиди. Чай пей. Разве плохо?
Проникнуть на чеченскую базу в Ногинском районе удалось без труда. Руслану стоило только бросить негромко и властно:
— Это свои.
И металлические ворота отворились. Место для двухэтажного кирпичного дома было выбрано с таким расчётом, чтобы не мозолить людям глаза и в случае опасности иметь путь отступления к раскинувшемуся на многие километры лесу, перемежаемому болотами. В посёлке в это время было совсем немного жителей. Дымились трубы в парочке домов, горело несколько окон. В основном домишки были бревенчатые, убогие. На пригорке виднелась полуразрушенная церковь с обломанной, как карандаш, колокольней.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110