Сейчас мне до чертиков нужны деньги, но без известных ухищрений их не добыть. А ты, как видно, по этой части мастер.
Было любопытно наблюдать, как к нему постепенно возвращается чувство собственного достоинства. Он отряхнул шляпу, откинул руку с тростью, и все дефекты его одежды снова точно испарились. Чудо, да и только. Оллардайс действительно был превосходным актером и мог бы заколачивать немало, работая в театрах.
— Сэр, — торжественно произнес он, снимая правую перчатку и протягивая мне руку, — отныне и навсегда — я ваш верный раб.
Оллардайс предложил провернуть авантюру с брошью. Моя роль заключалась лишь в том, чтобы пойти в ювелирный магазин и купить там брошь, которую он присмотрел заранее.
— И сколько она стоит? — спросил я.
— Долларов триста, сущие пустяки, — ответил он и смахнул невидимую пылинку со своего лацкана с таким видом, что человек непосвященный никогда бы не заметил, в каком ужасном состоянии упомянутый лацкан находился.
— Будь у меня триста долларов, — заметил я, — мне бы и в голову не пришло промышлять мошенничеством.
— Мой дорогой Джек, — сказал Оллардайс, — подходя к каждому вопросу, следует оценивать свои принципы в строгом соотношении с тем, что ты собираешься из этого извлечь. Наша цель — две тысячи долларов, и для получения их не стоит даже задумываться о каких-то жалких трех сотнях. Мои многочисленные таланты проявлялись по-разному, в том числе и в области карманных краж. Требуемая сумма будет получена за один вечер. Теперь ты захочешь спросить меня, почему же при такой ловкости я до сих пор не миллионер. Почему, скажем, я не спер твой бумажник вместо того, чтобы всучить фальшивку? Отвечаю. В этом-то и вся загвоздка. Каждый человек имеет определенное представление о себе как о личности. Условно говоря, создает формулу самого себя. Я мошенник, Джек, и должен строго блюсти кодекс своей профессии, если хочу жить в мире с самим собой. Допускает ли мой кодекс залезть к кому-нибудь в карман? Да, но только если это не самоцель, а средство достижения чего-то большего. Стоит мне забыться, и пальцы потеряют былую ловкость, меня поймают с поличным и посадят за решетку, как жалкого воришку…
Этот плут мог философствовать неделями, и я прервал его, заявив, что пора приниматься за решительные действия. На следующий вечер он вернулся с деньгами. Нет сомнений, мой новый знакомый был законченным проходимцем, но, похоже, в его рассуждениях крылось разумное зерно, — по крайней мере, ему удалось справиться с соблазном пропить три сотни в ближайшем салуне, и он принес их для общего дела.
Настал мой черед. Я взял деньги и отправился в первоклассный ювелирный магазин «Коллер и К°», где и купил описанную мне ранее брошь. Ошибиться я не мог, все совпадало в точности: золотая пластина в форме сердечка с рубинами по краю и маленьким бриллиантиком в середине. С меня спросили четыреста долларов, я же предложил триста и сделал вид, что собираюсь уходить. Они согласились. Меня явно приняли за разбогатевшего фермера с кучей денег в кармане, увлекшегося какой-нибудь смазливой шлюшкой, что для Канзас-Сити было более чем обычным явлением.
На следующий день в магазин зашел Оллардайс и, узнав, что брошь продана, устроил настоящую истерику. Он, мол, едва дождался своих ежемесячных пятисот долларов и сразу же бросился покупать украшение, которое присмотрел на витрине для своей невесты. И вот теперь…
Оллардайс так сокрушался и переживал, что в залу вышел сам Коллер и проводил безутешного покупателя в свой кабинет.
Старый ювелир решил заняться этим делом лично.
— Помилуйте, сэр, — развел руками он, — мы и представления не имели, что эта вещица так вас заинтересовала. Однако окажите нам честь, посмотрите другие украшения, кто знает…
Но Оллардайс вновь заметался по комнате, стеная и заламывая руки. Нет, совершенно исключено! Ничто другое его не интересует. Боже, какая потеря!
— Видите ли, сэр, — вконец растерялся старик, — мы получили ту брошь в одном экземпляре… но позвольте мне телеграфировать в Нью-Йорк, и я уверен, через пару недель нам пришлют еще одну, точно такую же.
Услышав о Нью-Йорке и двух неделях, Оллардайс упал в обморок, и Коллеру пришлось послать одного из продавцов за стаканом воды для клиента. Тот быстро пришел в себя. Две недели! Нет, это совершенно невозможно. Завтра же он собирался уехать в Сан-Франциско к невесте. И если магазин вернет ту брошь или достанет ее точную копию до отправления его поезда, то он согласен заплатить вдвое, нет, втрое больше против первоначальной цены.
Коллер чуть не задохнулся от неожиданности, но сработал его профессиональный опыт, и он быстро проговорил:
— Это вполне возможно, сэр, вполне возможно… А цена ее была… была тысяча долларов, насколько я помню.
Оллардайс беспечно махнул рукой:
— Значит, я заплачу вам три тысячи. Но поторопитесь, ваше время истекает завтра в полдень. Я остановился в отеле «Эксельсиор».
И ушел, оставив визитную карточку.
Покупая брошь, я тоже как бы случайно обмолвился, где живу.
Проводив необычного клиента, ювелир тут же бросился ко мне. Мне не хотелось посвящать Амелию в свои дела, и я проводил его в спальню, плотно закрыв за нами дверь. Тому была еще одна причина: девочка как раз занималась с синьориной Кармелой, и скрежет их пения мог сорвать переговоры.
— Мой дорогой мистер Кребб, — начал старый лис, — случилась ужасная вещь. Эта брошь была куплена и полностью оплачена другим джентльменом еще до вашего прихода. Однако нерасторопный продавец забыл поставить меня в известность. Скажите, не мог бы я вернуть вам деньги и забрать брошь?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133