– Хорошо-хорошо…– «Хорошо!» – передразнил ее Митрич. – Ничего хорошего! Мне в полку надо было быть, самолет налаживать, а я хороводы на сеновале водил.Митрич на секунду задумался, а потом продолжил:– О чем это я?… Ага! Иду, значит, обратно! Знаю, что все за столом отдыхают – Вася, Клещев…Митрич понял, что наболтал лишнего.– Ты это тоже не записывай. Таня кивнула.– Хорошо, а вина-то ваша в чем? – продолжала сдерживать смех Шапилина.Митрич опять поднял палец к небу.– Во! Теперь записывай. Техник почесал небритую щеку.– Ключ там гаечный под самолетом мы с Василием Иосифовичем видели. Мой ключ… А потом утром пришло сообщение о крушении. Вот и думаю я теперь: может, я чего по пьянке-то забыл.Митрич в отчаянье махнул рукой.– Вот, газета, как жизнь-то иногда поворачивается. Жил, никому не мешал, и вот на тебе – преступник!К концу рассказа Митрич почти протрезвел и вдруг заплакал.– Человека я угробил, понимаешь, доча… Глава 14 В читальном зале дома Пашкова рабочий день близился к завершению. Пожилая библиотекарша подняла глаза на висевшие на стене часы, ожидая, когда же стрелка перемахнет через отмеренный трудовым законодательством восьмичасовой рубеж. В зале находился единственный посетитель, который вот уже несколько часов корпел над подшивкой старых газет. На какое-то время женщина отвлеклась, чтобы положить в тумбочку под столом чайник и кружку, а затем шаркающей походкой направилась в зал спровадить запоздалого посетителя.Однако там было пусто, и только раскрытые газеты продолжали лежать на столе. Библиотекарша удивленно огляделась, пожала плечами и пошла выключать свет.Когда в здании погасла последняя лампочка и стихли шаги, из-за дымохода неработающей печи появилась чья-то тень. Вспыхнул карманный фонарь, и его луч осветил настороженное лицо Варфоломеева. Прокравшись через весь зал, он открыл дверцу конторки, за которой еще недавно сидела библиотекарша, и начал внимательно изучать ящики с картонными формулярами.За окном кабинета на площади Дзержинского раздавались приглушенные звуки трамвая и гудки машин. Один из следователей долго и молча наблюдал за тем, как постовой на площади отчитывает запоздалого прохожего, попытавшегося пересечь улицу в неположенном месте. Затем следователь развернулся и так же молча уставился на небритого Осепчука, который сидел посередине комнаты на табурете, щурясь от яркого света настольной лампы. Выглядел Осепчук плохо: голова перевязана, все лицо в царапинах. Второй офицер НКВД, проводивший допрос, между делом щелкал кнопкой лампы, то включая, то выключая ее.– Итак, Осепчук, как вас завербовали, понятно. Хотя мы еще проверим, не сами ли вы сдались в плен. Перейдем к самому главному: зачем вас забросили в Москву?Осепчук перекрестился.– Ей-богу, не знаю. Моя задача была доставить рацию, выйти на связь и ждать указаний.Выключатель на лампе щелкнул, и яркий свет ударил ему в лицо.– И никого из группы вы больше не знаете? – прозвучал новый вопрос. – Странно, Осепчук!Диверсант инстинктивно заслонился одной рукой, а другой – опять перекрестился.– Ну, ей-богу же, не знаю! Первый раз всех видел в самолете, но нам запретили общаться друг с другом, – пояснил он. И, чуть погодя, добавил: – Только двое старших все время переговаривались.Офицеры насторожились.– Что за старшие? Опишите. Осепчук замялся.– Люди как люди. Мне, правда, показалось, что они не наши…Лампа опять вспыхнула.– Осепчук, вы тоже давно не наш! – сквозь зубы произнес один из дознавателей. – Что значит «не наши»?– Ну, не русские! – выпалил диверсант. – Речь у них какая-то правильная, как будто по книжке читают. И рожи – не наши… не ваши… не наши…Следователи невольно рассмеялись:– А рожи-то туг пр ичем?– Уж больно холеные, – подобострастно взглянул на них Осепчук.– А вы, Осепчук, оказывается, наблюдательный. Ваши бы таланты да на благое дело.Выключатель щелкнул снова, но лампочка на этот раз не выдержала и перегорела. Офицер поднялся и потянулся, разминая затекшую спину.– Но мы вас все равно расстреляем, – зевнул он.Осепчук сглотнул и отвернулся к окну. Офицер поправил портупею, подошел к нему вплотную, поставил ногу на табурет и, нагнувшись к самому лицу, медленно произнес:– Жить хочешь?Осепчук поднял глаза и вдруг с вызовом спросил:– Кто ж не хочет?– Тогда будешь делать все, что мы тебе скажем. Осепчук с готовностью кивнул.– В начале допроса вы сообщили, – следователь опять перешел на «вы», – что ближайшая связь через кондуктора трамвая «А»? Так?– Так.– Что дальше?Осепчук облизнул пересохшие губы.– С 16 до 1б.15в пятницу я должен буду купить у него… у нее… билет и попросить всю сдачу гривенниками.– Что должна ответить кондуктор?– «У меня с мелочью, милок, как всегда, напряженка, но так уж и быть, помогу».– Где должна произойти следующая встреча?– На остановке, которая окажегся первой после разговора. Ровно через сутки.– С кем?– Не знаю. Следователи переглянулись.– Осепчук, вы отправитесь на встречу и сделаете все, что нужно. Рядом будут наши люди. Допустите хоть одно неверное движение, они вас уничтожат на месте. Вы меня поняли?Осепчук вздохнул:– Чего тут не понять…Казалось, все было предусмотрено до мелочей. Оперативники дождались, когда Осепчук запрыгнет в вагон трамвая, и только на следующей остановке вошли сами. Двое расположились на передней площадке, а один – на задней, так чтобы не терять диверсанта из виду. Когда вагон тронулся, из переулка появилась черная машина и поехала за трамваем.Осепчук тем временем протиснулся к кондуктору – миловидной женщине лет тридцати. Она взяла смятую трешку, привычным жестом оторвала билет и полезла в сумку за сдачей.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100