Воспользовавшись моментом, Конан навалился на гвардейца и сбил
его с ног. Когда тот упал на пол, киммериец сел на него и начал
дубасить тяжелой рукоятью меча, затем схватил его за шлем и
стал выворачивать голову гвардейца. Через несколько мгновений
все было кончено. Гвардеец лежал неподвижно, с запрокинутой под
неестественным углом головой.
-- Сын мой, ты наконец добился успехов в искусстве
сражаться!
-- Бальдр стоял, глядя на тяжело дышавшего победителя, и
неповрежденная половина его лица расплылась в улыбке.-- Мне
приятно видеть твое превосходство, хотя сердце мое скорбит
от твоего кровавого предательства.
-- Я не ваш сын,-- сказал Конан, поднявшись на ноги.--
Фавиан мертв, его убила невеста, которую он привел в свою
комнату, чтобы изнасиловать.
Барон покачал головой, и в его глазах появился безумный
зловещий блеск.
-- Нет, мальчик, не надо меня дразнить. Мертв северный
дикарь, которого я послал дежурить в твою комнату. Теперь ты
видишь, что твой отец проявил своевременную мудрость? Ну а
теперь мы можем сразиться с тобой,-- С неожиданной легкостью
барон беззвучно вынул меч из ножей.-- Решительно и до смерти!
Но будь уверен, сын, что кто бы из нас ни пролил свою кровь на
эти древние каменные плиты, это будет благородная кровь!
И барон начал сражение взмахом своего меча. Возможности
ускользнуть у Конана не было, и он ответил нижним ударом. В
следующее мгновение меч Бальдра был почти у его лица, уверенно
пройдя сквозь защиту, которую строил Конан. Киммериец понял,
что имеет дело с опытным и искусным противником, сильным, как
демон, в своем безумии и закаленным многочисленными военными
походами. Он ускорил темп своих ударов, чтобы ослабить старика
и поймать подходящий момент.
-- Ну что, мальчик, нелегко тебе приходится в этой
убийственной игре? -- Бальдр держался совершенно спокойно, не
показывая никаких видимых усилий. Экономия движений оставляла
ему достаточно дыхания, чтобы разговаривать во время боя.-- Это
еще не предел моих возможностей. Я мог бы намного лучше
использовать этот меч, если бы сражался за тебя, сын. Но я
знаю, что когда-нибудь вернешься к нашим идеалам, ведь я так
много старался наставить тебя на правильный путь. В крови
Эйнарсонов есть одно беспокойное качество, которое ввергает их
из поколения в поколение в ужасные преступления --
отцеубийство, братоубийство, самоубийство. Видимо, беспокойство
крови необходимо для хорошего правления. Я молил наших предков
избавить нас от этого проклятия, но... С самого твоего детства,
Фавиан, я чувствовал слишком большую долю этого фермента злобы
в тебе!
Коридор уже остался позади, поединок уносил их в мезонин с
широким внутренним балконом, откуда открывался вид на главный
входной зал дома. Здесь на них со всех сторон уставились
десятки глаз. Верх лестница был занят Железными гвардейцами,
державшими наготове пики и мечи, а внизу толпились мятежники, с
боем прокладывавшие себе путь наверх. Колеблющиеся, какого из
двух аристократического вида дуэлянтов поддержать, гвардейцы не
решались вмешиваться в поединок и молча наблюдали за
происходящим.
Внезапно Бальдр отступил на шаг и опустил меч. Безумная
улыбка вновь заиграла на его лице. Конан решился наконец
заговорить:
-- Вы обвиняете других в братоубийстве и прочих черных
делах. Но что может быть хуже, старый барон, чем убийство вашей
собственной жены -- северянки, госпожи Хильды?
-- Да, мальчик, смерть твоей матери -- действительно
величайшее преступление,-- кивнул барон.-- Это сделали
мятежники, с которыми ты сейчас в союзе. Как ты мог пойти на
эту противоестественную измену? Но почему ты вспомнил сейчас о
своей матери?
-- Потому что вы лжете! -- и размахнувшись, Конан ударил
мечом плашмя по голове барона, так что длинные седые волосы
старика разметались во все стороны.-- После ваших ран в
сражении вы не могли больше жить с женой. И вы стали ее
ненавидеть, а затем решили убить. Ваше поручение выполнил
Своретта, отравив ее, как пытался отравить и меня. А потом вы
оба обвинили в этом мятежников!
-- Клевета! Она была нечестна! -- голос барона прерывался,
его здоровый глаз сверкал так же дико, как и поврежденный.-- Я
продолжал любить ее, но она мне изменила, так сказал Своретта.
Как я мог допустить, чтобы это выплыло наружу? -Его лицо,
искаженное яростью, вдруг вспыхнуло так сильно, что на какое-то
время шрамы стали почти не видны.-- Она предала меня! Как и ты
сейчас, негодяй!
Барон вновь устремился на Конана, нанося яростные удары, в
пылу схватки ослабив искусно сплетенную им паутину защиты.
Когда он подался назад перед очередным броском, Конан увидел
свой шанс. Сжав меч обеими руками, он резко выбросил его вперед
и вверх. Изогнутое лезвие, пробив стальной панцирь, наполовину
вошло в грудь барона.
Меч Бальдра с грохотом упал на пол. Руками в латных
рукавицах барон схватил лезвие, торчавшее из его груди, повис
на нем и через несколько мгновений рухнул на колени.
-- Вот и кончено,-- Голос Бальдра, в котором не хватало
его привычного тембра, зазвучал с какой-то горькой силой.-- Но
род Эйнарсонов продолжается, несмотря ни на что. Прекрасно!
Может быть, это убийство закалит тебя и сделает достойным
правителем, сын,-- Продолжая сжимать пронзивший его меч одной
рукой, другой он дотронулся до шеи, вытащив из-под панциря
блестящий предмет на тяжелой цепочке.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65