Скорее всего они растолстеют после стольких лет изнурительной диеты и, как большинство бывших моделей, займутся торговлей недвижимостью. Можно по пальцам пересчитать девушек, которые в двадцать восемь лет еще работают, самой молоденькой из них, Тинкер, уже восемнадцать, а через десять лет она, Пичес, будет еще в самом расцвете. Когда тебе сорок семь лет, пятьдесят семь уже тебя не пугают. Все равно молодость прошла.
Да, Джордан, Эйприл и Тинкер обречены, если им повезет, жить где-нибудь в пригороде и воспитывать детей, а о прошлом им будут напоминать только пожелтевшие листки старых ежедневников. «Да, конечно, одной из них может повезти, и она удачно выйдет замуж, но это не так-то просто», – подумала Пичес и вздохнула с облегчением – ей-то уже повезло.
Больше всего она завидовала старушке Фрэнки, работа которой никак не зависит от ее внешности. Она обаятельна, умна, энергична и долго еще продержится на плаву.
Интересно, что бы она отдала за то, чтобы стать такой же юной и прекрасной? – подумала Пичес. Чтобы стать девушкой, которая одним взглядом могла бы свести Марко с ума? «Четыреста миллионов долларов, и ни цента больше», – решила она, поразмыслив. Что оставило бы ее с сотней миллионов, или с ежегодным доходом в шесть миллионов, этого достаточно, чтобы жить прилично, не покупая, естественно драгоценностей и картин. Господи, да она бы даже ранчо продала в таком случае, оно все равно только деньги жрет, а бывает она там редко.
Да, самая красивая из них, безусловно, Джордан, но Пичес ни за что бы не согласилась быть черной. Слишком уж много препятствий возникает тогда на пути. Она не расистка, нет, просто реально смотрит на вещи, подумала она и переключилась на меню, состоявшее из икры, паштета из гусиной печенки, крабового суфле и копченой лососины. Нет, пожалуй, обычной обслуги будет недостаточно, надо вызвать метрдотеля. Сегодня удобный случай показать Марко, чего он чуть было не лишился.
* * *
На всех приемах, которые Пичес давала, обязательно наступал такой момент – будто что-то щелкало, – когда она чувствовала, что теперь наконец ей можно расслабиться. Происходило это, когда достаточное количество гостей уже было представлено друг другу (а Пичес умела это делать безукоризненно) и все начинали непринужденно общаться. Остальные приглашенные прибывали так быстро, что не могли рассчитывать на то, чтобы быть представленными, если на то не было особой причины.
Именно тогда она и понимала, что вечеринка в разгаре и гости могут знакомиться сами, подобное найдет подобное, и любой гость может прервать беседу и перейти в другую часть зала. На этом работа хозяйки заканчивалась. Столы всегда ломились от закусок и разнообразной выпивки, и Пичес была вольна, как любой из гостей, переходить от одной группы к другой, прислушиваться к сплетням, узнавать что-то полезное, принимать комплименты.
На этом приеме момента, когда можно будет расслабиться, не ожидалось. Марко Ломбарди, сам того не зная, был единственным почетным гостем на повестке дня, и щелчок мог случиться только после того, как он понял бы, что ему необходимо заслужить ее прощение.
«Все остальное – только фон», – думала Пичес, одеваясь к приему. Весь день она провела, прибегая ко всем возможным косметическим ухищрениям, и теперь просто лучилась здоровьем и красотой, подчеркнутой самыми опытными визажистами и парикмахерами. Большинство, если не все ее французские приятельницы наденут что-нибудь элегантное черное, и американки тоже. Не придумано еще лучшего способа не ошибиться в выборе одежды.
Пичес остановила свой выбор на белом костюме от Сен-Лорана. Он был сшит специально для нее и идеально облегал ее стройную миниатюрную фигурку. Стоил он двадцать пять тысяч долларов, и покрой пиджака и брюк белой шерсти с атласной отделкой был так безукоризненно строг, что она могла надеть с этим костюмом свои бриллианты… «Нет, пожалуй, надо ограничить себя в выборе», – подумала Пичес и нехотя сняла с лацкана пиджака свою любимую брошь. На шее у нее уже сверкало пять бриллиантовых ожерелий разной длины, подобранные так, что смотрелись они как одно широкое колье. Уникальные бриллианты сияли у нее в ушах, а на запястьях красовалось три браслета. Несколько сот каратов бриллиантов чистейшей воды, категории "Д". Пичес понимала, что гости не будут рассматривать ее украшения в лупу, но на меньшее она не согласилась бы. На руке у нее было одно-единственное кольцо, обручальное, с камнем в сорок два карата.
«Ну, разве я не великолепна! – подумала Пичес и улыбнулась собственному отражению в зеркале. – Это же мой вечер, черт подери!» И, услышав, что прибыли первые гости, она быстро приколола брошку обратно.
Пичес ожидала, что девушки появятся все вместе, чтобы поддерживать друг друга, что французы придут, как обычно, вовремя, а американцы опоздают, и была приятно удивлена, увидев, что большинство французов и американцев пришли одновременно – одетые в основном в черное, в изысканных украшениях. И вечер начался с радостной суматохи, которая так льстит хозяевам. На полчаса ее огромная гостиная наполнилась возбужденными разговорами тех, кто давно не виделся и был рад возобновить знакомство, шутками, смехом, сплетнями. Официанты едва успевали разносить шампанское. И вдруг все замерли. Пичес повернула голову к двери, решив, что это пришли три девушки. Но там стояла одна Джордан, и причиной наступившей тишины было ее внезапное появление, поразившее всех.
Пичес взяла себя в руки и, гостеприимно улыбаясь, пошла навстречу девушке, одетой, как и хозяйка, в белое. На ней было простое белое атласное мини-платье и черные атласные туфельки, а в волосах белая гардения.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109