Прошлой ночью она набрала там достаточно материала, большую часть которого все равно не могла использовать. Ну сколько можно описывать отлично отлаженную суматоху, нервничающих манекенщиц и бесстрастных костюмерш, то, как мгновенно переодеваются девушки, безжалостно швыряя на пол великолепные, но уже использованные наряды, оставив за дверями такое старомодное чувство, как стыдливость?! Сколько можно описывать невозмутимых парикмахеров, склоняющихся над девушками со щипцами и расческами, или гримеров в пластиковых поясах, к которым прикреплены их кисточки и краски?! Пробыв там несколько минут, перестаешь обращать внимание на все, кроме красоты девочек, а ее Майк запечатлел вчера вечером.
– Послушайте, – сказала вдруг Фрэнки, – мы что, решили прийти туда последними? Мы так и будем сидеть здесь? Эй, постойте! Вы что, оставили меня расплачиваться по счету?
* * *
– «Ночь и день»? Какого черта они играют это старье? – спросила Тинкер у Джордан.
– Это тема вечера, дорогая моя, – бросила через плечо Джордан. – Ты просто слушай, и сама все поймешь.
– Мне это не нравится, – сказала Тинкер упавшим голосом.
– Подожди, ты привыкнешь.
– Я не могу под это танцевать. Это какой-то мерзкий фокстрот.
Джордан резко повернулась. Тинкер, голая по пояс, стояла, стиснув кулачки, и лицо ее было перекошено от злобы.
– Это просто музыка для гостей, Тинкер. Не обращай внимания.
– Для гостей? Здесь что, прием? Будь они все прокляты, они что, не понимают, что это вопрос жизни и смерти? Как они могут глушить нас этой тухлой музыкой? Вы что все, бесчувственные? Да это просто оскорбительно! Пойду скажу этим ублюдкам, чтобы они заткнулись.
– Не надо, Тинкер, я сама это сделаю. Оставайся тут, ты же совсем раздета. Эйприл! Пойди сюда, поговори с Тинкер, а я пойду скажу «Чикаго», чтобы они перестали играть.
– Что-что?
– Делай, что тебе говорят! Слушай, – и Джордан, наклонившись к Эйприл, зашептала ей на ухо:
– С ней что-то не то. Ради бога, не отпускай ее от себя. Хоть силой держи.
– Поняла.
И Джордан бросилась искать Ломбарди, которого нашла смеющимся над чем-то с Клаудией и Линдой, уже одетыми в свои первые платья.
– Марко, у нас проблемы с Тинкер.
– Боже, неужели опять? – простонал он. – Что теперь?
– Не знаю, но она странно себя ведет. Она просто не может слушать «Чикаго», ее прямо всю выворачивает. Тебе надо поговорить с ней, меня она не слушает.
– Думаешь, у меня нет сейчас других дел, кроме как беседовать о ее музыкальных вкусах? Неужели надо дергать меня именно сейчас?
– Да, если ты хочешь, чтобы шоу состоялось.
– Прошу прощения, красавицы мои. Я скоро вернусь.
И Марко вразвалочку пошел за Джордан.
– Ну, Тинкер, что за проблемы? – спросил он. Тинкер сидела, скрючившись, на стуле, а Эйприл массировала ей шею. – Опять жалуешься? Даже в последнюю минуту?
– Проблемы? – повторила Тинкер. – Никаких проблем. Я не выйду на подиум под эту мерзкую музыку, но ведь это не проблема, а, Марко? У тебя есть кому отдать мои платья, правда? Пусть их наденет эта коротконогая французская тварь, потому что для меня эта гадость – не музыка, и никто меня не заставит под это работать. Не знаю, что они себе думают, но это никакое не танго.
– Тинкер, но не могла же ты думать, что они будут играть танго, – сказал Марко, побледнев. – Я тысячу раз тебе говорил, что уроки танго дают тебе только правильное отношение к собственному телу, чтобы ты поняла, как держать себя, как себя воспринимать… Господи, мы же столько об этом беседовали!
– Не помню, – упрямилась Тинкер. – Мне нужно танго, Марко, тебе понятно?
– Тинкер, нам надо серьезно поговорить, – сказал Марко, выдавив из себя очаровательную улыбку. – Пойдем со мной, дорогая, мы найдем тихое местечко и все обсудим.
– Я пойду с вами, – сказала Джордан. – Я уже одета.
– Нет, мне будет легче уговорить ее наедине. Здесь просто слишком много народу, слишком шумно, все курят. Можешь на меня положиться, я столько лет возился с психующими манекенщицами.
– Джастин наверху… Может, послать за ней? Или за Фрэнки?
– Уверяю тебя, Джордан, в этом нет никакой необходимости. Не забывай, я работал с Тинкер две недели и отлично знаю все ее настроения.
– Здесь дело не в настроении, – настаивала Джордан.
Не обращая на нее внимания, Марко взял Тинкер за руку, накинул ей на плечи полотенце и увел ее из зала через вестибюль в комнаты, предназначенные для косметических процедур. Они вошли в одну из массажных, и Марко уселся на покрытый простыней массажный стол.
– Здесь лучше? – спросил он, жестом приглашая ее сесть рядом. – В соседней комнате огромная ванна-джакузи, в которой может поместиться восемь человек, но тут спокойнее, правда, Тинкер? Садись, дорогая.
– Только на минутку, – сказала она угрюмо, кутаясь в полотенце.
– Тинкер, бедненькая ты моя! Извини, пожалуйста, за оркестр. Если бы ты пришла вчера вечером, мы бы все уладили, я велел бы им все изменить и они играли бы только танго.
– Теперь поздно. Я не стану выходить на подиум.
– Но это же твой самый главный в жизни шанс, Тинкер! И ты так замечательно теперь ходишь. Тинкер, мы же с тобой знаем, что у тебя лучшие платья, ты будешь звездой шоу.
– Мне нужно танго, – повторила она.
Марко внимательно на нее посмотрел. Эта упрямая дура его совсем не слушала. Если бы он мог ее задушить, то сделал бы это с радостью, но она была ему нужна, просто необходима!
– Конечно, Тинкер, – ласково сказал Марко. – Нет проблем. Так что… не знаю, как ты, радость моя, но что до меня, то я, пожалуй, глотну «Богини», чтобы успокоиться.
– «Богини»? А что такое «Богиня»? – мрачно спросила Тинкер.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109