– Что ты чувствуешь, когда думаешь о нем?– То же, что чувствую, сидя перед чистым листом бумаги, – ответила она. – В конце концов, ведь прошло семнадцать лет. Люди меняются. Наверное, мне хотелось бы, чтобы он тогда не уезжал.Я едва удержалась от соблазна сказать, что это единственное, за что я ему благодарна.Она как-то странно посмотрела на меня.– Для меня все это – как волшебная сказка братьев Гримм. Что-то страшное, но далекое, оставшееся в прошлом. Не думаю, что он по-прежнему пьет и лихачит за рулем. А ты?Я ласково погладила ее ладонь.– Надеюсь, что нет. – Но вдруг глупое предчувствие охватило меня. – Только ты все же будь осторожна!Саския улыбнулась, и на миг показалось, что она гораздо старше меня.– Буду пристегиваться ремнем безопасности, – пообещала она. – В буквальном и переносном смысле.Я сменила тему. Пока она с горящими глазами говорила обо всем, что собиралась там делать, а я молча наблюдала за ней, в голове вертелась мысль: как же причудливо переплелись в ней черты обоих родителей. Лицо Саскии напоминало мне и ту, кого я любила, и того, кого презирала, и я подумала: не из-за этой ли двойственности ее отъезд кажется мне не только приемлемым, но и правильным?Не первой молодости влюбленные, сидевшие за соседним столиком в ожидании сдачи, сожалели о том, что вечер подошел к концу. Он ерошил ее изящно уложенные волосы с проседью и смотрел на нее с величайшей нежностью, а она, глядясь в маленькое зеркальце, подкрашивала губы. Потом поправила прическу, словно Леонардо, улыбнувшись собственному отражению, и сказала:– Не нужно, чтобы он видел меня растрепанной. Мы должны быть осторожны…После этого он взял свой портфель, она – сумку, и, рука в руке, они вышли на улицу.– Честно сказать, в их возрасте… – хихикнула Саския.Я слегка обиделась:– Они вовсе не такие уж старые. Значит, ты считаешь, что и в моем…Сасси перевела взгляд на меня и со смесью удивления и смущения, явно стараясь загладить неловкость, проговорила:– О, но ведь у тебя есть Роджер.– Да, – согласилась я, делая знак официанту принести счет. – Конечно, есть. – Но, представив, как влюбленные медленно шагают рядышком там, в ночи, почувствовала явственный укол зависти.Десятью минутами позже, идя домой, тоже рука в руке, мы поравнялись с большим красным автомобилем, припаркованным у станции метро «Холланд-парк», и я узнала изящную прическу женщины-водителя. Она сидела одна, положив руки на руль и глядя на вход в метро с выражением глубочайшего страдания на лице. Холодок зависти стыдливо уполз прочь. Кому на земле пришло бы в голову завидовать такому?– Что ты будешь делать завтра, когда проводишь меня? – спросила Саския. – Тебе непременно нужно чем-нибудь заняться.– Ты имеешь в виду – отметить твой отъезд?Она рассмеялась:– Да, конечно. Только отметить не мой отъезд, а завершение отлично выполненной работы.Я с интересом взглянула на нее. Она говорила совершенно серьезно.– Сасси, я вовсе не чувствую себя так, будто выполнила контракт и снова встала в очередь на подписание договора о приемном материнстве. Мы с тобой – это, как говорится, навсегда.– Знаю, – также серьезно ответила она, – но ты больше не несешь за меня ответственности. Теперь мы просто родные люди. А это нечто иное.– В самом деле? – усомнилась я и подумала: все же насколько бескомпромиссно черно-белой бывает юность.– Да, разумеется. Ты сама сказала это много лет назад. – У нее не было никаких сомнений.– Признаться, у меня действительно есть кое-какие планы на завтра, – сказала я.– Да? Какие?– Ну, во-первых, я отправлюсь в мастерскую…– Это скучно.– А потом пойду на оглашение завещания миссис Мортимер. Она мне что-то оставила, но я не знаю, что именно.Всю ее взрослость как рукой сняло.– Да ну?! – воскликнула Сасси. – Что бы это могло быть? Как интересно!– Полагаю, какая-нибудь безделица. Просто сувенир.– А может, и нет, – возразила Сасси. – Ты вполне можешь получить что-нибудь весомое и ценное. А вдруг она решила оставить тебе всю коллекцию? Или дом…– И тем самым убить Джулиуса наповал?– Ой, я о нем и забыла, – с гримаской призналась Саския.– Ты можешь о нем забыть, но его мать – нет. Ни о нем, ни о внуках. Нет, скорее всего это будет просто подарок на память, большего я не жду, да это было бы и неуместно.– Ты иногда бываешь такой высокопарной, тетя Эм. Ну почему бы не сказать, что тебе хотелось бы, чтобы она оставила тебе что-нибудь совершенно сногсшибательное, что-нибудь, о чем ты мечтаешь?– Потому, – коротко ответила я, приложив палец сначала к своим губам, потом – к ее, и вспомнила, какой она была в детстве и как гений некогда ухватил этот дух прелестной невинности и запечатлел на бумаге. Глава 6 Грязнуля Джоан не торопится, подумала я.И тут она вошла. Все те же жиденькие светлые волосы, прядь которых, словно свесившаяся наискосок занавеска, прикрывает один глаз. Готовая вот-вот сделать мах – махом я называла ее привычку время от времени резким движением головы откидывать эту вечно нависающую прядь назад: хоп – и voila! – оба глаза появляются на лице, но только на мгновение, прядь тут же падает обратно, снова превращая ее в циклопа. Но в этот краткий миг освобождения, пока оба глаза доступны взору и взирают сами, наблюдатель – в данном случае я – испытывает такое облегчение, такую радость, что столь стремительная утрата этой радости едва ли не вгоняет в депрессию.Для обсуждения подробностей у меня не было настроения. Пронизывающий утренний холод на пристани пробрал меня до самых моих «старушечьих костей», как я их – предательски – мысленно называла. Я ждала, надраивая стекло, которое предстояло вставить в раму и закрепить.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99