– Но не оставлял сообщений.Он отпил мартини и признался:– Не мог.– Да ну? Почему же?– Потому что каждый раз, когда слышал твой голос из автоответчика, начинал покатываться со смеху.Какой-то добрый дух помог мне удержаться, вбив небольшой, но крепкий стержень в позвоночник. Я выпрямилась, став дюймов на шесть выше, так что наши глаза оказались почти на одном уровне, и с притворным дружелюбием в голосе спросила:– И что же тебя так веселило?– А ты пойди послушай сама. Ты вообще слышала то, что наговорила там? Это нечто среднее между Мей Уэст Мей Уэст (1892–1980) – легендарная американская актриса, писательница, певица, сценаристка и театральный продюсер.

и бандершей. Кстати, – он повел носом, – в этом садике пахнет, как в египетском борделе. – Продолжая веселиться, он протянул руку к цветку лилии, тот откликнулся на прикосновение молчаливым кивком одобрения. – Сексуальные цветы, – заметил. Колин, заглядывая в интимную восковую глубину. – Не хватает только красного фонаря.– Кому – мне или лилиям?Я была близка к тому, чтобы покончить с дружеской лестью – и, следовательно, отказаться от явочного адреса – и высказать Колину все, что я о нем думаю, но он неожиданно сменил игривый тон на искреннее участие и рукой, только что ласкавшей лилию, погладил меня по щеке.– Маргарет, – сказал он, – этой записью на автоответчике ты навлечешь беду. Я-то тебя знаю, поэтому не воспринимаю се как приманку, но любой другой – я имею в виду мужчин, – услышав столь откровенный призыв, может неправильно тебя понять…Откровенный призыв? Я задумалась. Его слова произвели-таки на меня впечатление. Как бы то ни было, стержень выскользнул из моего позвоночника, и спина вернула себе привычный изгиб. Странно, мне никогда не приходило в голову, что я наивна.– Поверь мне, я разбираюсь в том, что может спровоцировать мужчину, – продолжал Колин с излишним пафосом, – в конце концов, я сам мужчина.– Ты – нет, – хихикнула я. – Ты хомяк.И пока он, обескураженный и чуть встревоженный, обдумывал мое заявление, мне в голову пришла потрясающе хитрая уловка.– Колин, ты прав, – слегка смущенно сообщила я. – У меня есть любовник. Но он женат.– Почему – хомяк? – пропуская мои последние слова мимо ушей, спросил он.Я небрежно махнула рукой. Она была покрыта мурашками. Следовало действовать без промедления, пока самообладание не вернулось к собеседнику.– Дело в том, что он не хочет, чтобы существовала хоть какая-то связь между ним и моим адресом – на случай, если его супруге придет в голову нанять частного сыщика. Ну, ты понимаешь. Ведь они, – здесь я представила себе теледетектива Варшавски, – способны отследить что угодно, даже корреспонденцию. Вот я и подумала: нельзя ли мне использовать тебя в качестве секретного абонентского ящика? Он мог бы посылать письма на твой адрес, а я – приходить и забирать их.Колин долго молча смотрел на меня, задумчиво потирая кончик носа. Я ждала. Но поскольку он так ничего и не произнес, вынуждена была добавить:– Ну же, соглашайся. Учитывая твое небезоблачное прошлое, моральные соображения тебя смущать не должны.– Я хочу прояснить два момента, – сказал он, показав соответствующее количество пальцев. – Во-первых, почему – хомяк? И во-вторых: ты что, хочешь сделать меня почтовым ящиком «до востребования», чтобы, когда все дерьмо выплывет наружу, меня огрели по башке в темной подворотне? А потом навечно заклеймили как тайного гомосексуалиста?– Я думала, ты лишен предрассудков. Ты ведь читаешь «Гардиан»!– Солнышко, предрассудков у меня нет. Если бы я был гомосексуалистом, то торжественно оповестил бы об этом весь мир. Но я не гомосексуалист. И не думаю, что моим… – он запнулся, явно встревоженный, – моим женщинам это понравится.– Они ничего не узнают.– Ага, попробуй помешать женщине сунуть нос в твою корреспонденцию.– Ладно, – великодушно согласилась я. – Им ты можешь все рассказать.Он в полном замешательстве почесал затылок.– Все же мне это не кажется удачной идеей. Слишком уж хитроумно. Он что, премьер-министр или еще какая-нибудь шишка?Стоит раз прибегнуть к обману, как он зловредно засасывает тебя все глубже.– Что-то в этом роде, – выпалила я. – Дипломат. Очень высокого ранга. Теперь ты понимаешь?– Как его зовут?Чувствуя себя к этому моменту клоном Маты Хари, я задумчиво посмотрела на свой пустой бокал и заявила:– Этого я не могу тебе открыть.Что было чистой правдой.Колин нехотя согласился, а я, сочтя партию льстивой женственности отыгранной, перешла к роли представительницы фирмы «Мама Паста».– Что тебе нужно, так это поесть, – заботливо сказала я, увлекая его на кухню.Капризно выпятив нижнюю губу, Колин с настойчивостью, исключающей возможность увильнуть от ответа, повторил мучивший его вопрос:– Почему – хомяк?Пришлось, пока я резала лук и выдавливала чеснок, а он растирал листья сушеного базилика, объяснить ему, что это прозвище дала ему Саския.– В этом ребенке всегда сидел чертенок, – ласково пояснила я и, вдруг почувствовав, как больно сжалось сердце, заработала ножом с удвоенной силой. – Это у нее от отца.– Я думал, для тебя все это уже позади. – Колин высыпал базилик на шипящую сковороду.– Так и есть. Теперь это, скорее, условный рефлекс, как у собаки Павлова, а не реальное переживание. Время лечит, и я не собираюсь холить свою ненависть до конца жизни. – Такое сильное слово, как «ненависть», вовсе не было преувеличением, именно ненависть я испытывала в течение долгих лет, но мартини, конечно, тоже сыграл свою роль – я утратила бдительность.– Как он живет?– Он живет прекрасно. Сасси пишет мне длинные-предлинные письма:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99