Ноги оставались каменными. Ногам казалось, что он все еще летит навстречу страшным толстым стволам деревьев.
- У вас радио работает, - сказали ему сбоку.
- Да... дай его сю... сюда, - потребовал от голоса
Четверик.
Черный брикет рации сунули ему в руку. Он сразу стал красно-бурым, как будто тоже получил ранение от удара, но только сейчас из черной морщинистой кожи рации проступила кровь.
- До... до... докладывает Се... Се... - слово "Седьмой"
никак не получалось, и он назвал себя по фамилии: - Че... Четверик до... докладыв-вает...
- Ты где, мать твою?! - гаркнула окровавленная черная кожа
и добавила еще пару-тройку такой нецензурщины, что кто-то
рядом хихикнул.
- Пре... преследовал об... об-бабъект по... по Минс...
Минскому шоссе...
- Хана твоему объекту! - нагло крикнул кто-то сбоку.
Дрожащим задымленным взглядом Четверик нашел губы, произнесшие эти слова. От них пахло водкой и сигаретами. Губы не могли врать.
- Что... что ты сказал? - спросил эти губы Четверик.
- Разбился в лепешку тот пацан, за которым ты гнался. Я сам видел. Токо из пивнухи вышел, а он ш-шмяк об трейлер. Кизяк, а не машина. А ты молоток! Счастливый, видать...
12
После обеда Тулаева пригласил в свою каюту особист. Пятьдесят граммов венгерского ризлинга - суточная норма подводника-атомщика, выпитые перед наваристым борщом и бефстрогановым, вместо подразумеваемого от их употребления взбадривания вызвали липкую сонливость. Веки стали килограммовыми. И еще - очень клейкими. Им очень хотелось часа на два плотненько прилипнуть друг к дружке.
- Извините, что отвлекаю от адмиральского часа, - со странной угодливостью заглядывая ему в глаза, протараторил особист, щупленький капитан-лейтенант. - Но для вас есть сообщение.
Тулаев стоял посредине его просторной каюты и смотрел на стол, на котором совершенно ничего не было. Даже фотографий жены и детей. За час с лишним он уже обошел многие каюты, знакомясь с офицерами. Таких пустых столов не было ни у кого.
- А что такое адмиральский час? - заплетающимся языком спросил Тулаев.
- Это время послеобеденного сна. Введен еще во времена парусного флота.
- Чтоб жирок завязывался?
- Примерно.
- Так какое сообщение?
Несмотря на приглашение, Тулаев упрямо не садился. Как будто если бы сел, то веки потяжелели бы еще на кило, и у него не хватило бы никаких сил разлепить их.
- Сообщение?.. Да-да, сообщение, - быстро потер пальцами о пальцы особист.
Он все делал быстро и порывисто, точно боялся забыть, что же именно нужно сделать.
- Начальник особого отдела передал для вас телеграмму по
ЗАСу, то есть по засекреченной связи... Вот. Сообщение касается Комарова...
- Правда?
Веки стали чуть полегче. Кажется, уже можно было и сесть, но Тулаев всего лишь сложил руки крест накрест на груди. Прямо Наполеон, принимающий сообщение о ходе битвы.
- И что там говорится о Комарове?
- Я не хочу пересказывать. Еще запутаюсь. Прочтите сами.
Он резко нагнулся к левой стойке стола, оказавшейся сейфом, вонзил в нее ключ, беззвучно провернул его, достал широкий блокнот с перфорацией поверху и протянул его Тулаеву.
"На ваш запрос сообщаю, что Комаров Э.Э., старший помощник командира в/ч ..., неоднократно выезжал в Мурманск для подрабатывания частным извозом на личном автомобиле. Комаров
Э.Э. имеет большое количество долгов, но никому их не возвращает. Одновременно сообщаю, что жена Комарова Э.Э. регулярно выезжает в Мурманск, где занимается продажей джинсов на вещевом рынке. По сведениям, полученным из женсовета, жена Комарова Э.Э. собирает деньги на покупку собственного дома в Краснодарском крае, так как, по ее устным заявлениям, в этом дерьме больше жить нельзя, а на государство нет надежды никакой".
Под сообщением стояли фамилии начальника особого отдела, радиотелеграфиста, передавшего текст, его собрата, принявшего текст, и особиста лодки. "Для Корнеева", - наконец-то заметил Тулаев пометку над текстом и сразу спросил:
- Мне расписываться нужно?
- Да. Вот здесь.
Небрежными каракулями, похожими на сочетание "Кор", Тулаев перечеркнул уголок блокнота, отдал его особисту, и тот спрятал документ в сейф с быстротой фокусника.
После получения новых фактов нужно было думать, думать, думать, а вместо мыслей в голове плавали, как вещи в невесомости, какие-то желтые початки, огромные кувалды, исцелованные вдоль и поперек, буквы "Ка" и "Дэ", написанные красной краской на картоне, черные дырчатые сандалии адмирала.
- Скажите, а как вам Дрожжин? - спросил Тулаев особиста и невольно сгорбился.
Истеричный вой лодочного ревуна проколол уши. Смолк и опять проколол. И опять ожил, запульсировав точками азбуки Морзе. Каждый такой вскрик казался гирей, падающей на плечи. Почудилось, что если рев продлится еще минуту, то позвоночник хрустнет. Но вой оборвался, будто умер.
- Что это? - спросил Тулаев и еле услышал свой голос. Рев сделал его почти глухим.
- Сейчас узнаем, - обернулся к каютному динамику особист.
Коричневый ящик упрямо молчал. Он был неразговорчивее немого.
- Странно, - нервно мигнул два раза обеими глазами особист. - Должны объявить.
- Аварийная тревога! Пожар в девятом отсеке! - знакомым Тулаеву голосом прокричал ящик.
- Быстрее бежим в центральный пост! - крикнул особист, но вместо этого бросился к сейфу, из которого торчал ключ.
После предыдущего блуждания по коридорам и отсекам, вконец запутавшись в них, Тулаев ни за что бы не сказал сейчас наверняка, куда нужно бежать: налево или направо?
- А-а, зар-раза! - ударил сейф ногой особист. - Сто раз
просил заменить эту драную железяку!
- Куда бежать?!
- Что?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134