На три глотка, но все же лужица.
Прошка встал на четыре лапы и сразу услышал, как хлопнула дверь в ванную. Тулаев никогда так быстро не закрывал ее. За дверью что-то по-мышиному прошуршало, подвигалось, и вдруг водопадом хлынула вода. Прошка сразу узнал душ. Он очень не любил его, потому что этот странный металлический кружок с десятками дырочек мог за одну секунду сделать его мокрым. От него нельзя было спастись. Он был в сто раз хуже дождя на улице. Тулаев, словно зная прошкину боязнь, редко мылся под душем. Он больше любил ванную. Особенно в такую жару.
- Про-о-ошка, ты где? - с кухни позвал его Тулаев.
На сердце у кота стало мягко и приятно. Он еще немного постоял, затягивая паузу, поднял хвост и бесшумно прошел мимо фыркающей женским голосом двери на кухню.
- Что, брат, изголодался?
Пальцы Тулаева скользнули по его голове, по шее. Боль сразу куда-то пропала, да и есть Прошка уж вроде и не хотел. В ответ он потерся о левую брючину хозяина.
- Не успел я сегодня, Прохор, в магазин, - извинился Тулаев. - Вот купил тебе в коммерческом киоске... "Вискас" называется. Ты уж извини, но придется заграничное есть. Вся страна ест. Никуда не денешься...
Он высыпал в облизанную до блеска миску какие-то коричневые крендельки, поставил пачку на стол и со вздохом ушел в комнату. Оттуда донесся певучий звук раскладываемого дивана, чуть позже - хлопок простыни.
Прошка разжевал пару крендельков, с натугой проглотил их, вслушался в свои ощущения. Желудок молчал, явно не понимая, что же это такое в него попало. Пришлось проглотить еще немного крендельков, чтобы удостовериться, что иногда можно есть и заграничное. Не помирать же с голоду!
Краем глаза Прошка заметил, как распахнулась дверь ванной и оттуда босиком пробежала в комнату замотанная в синее тулаевское полотенце девушка. И сразу там погас свет, словно девушка внесла на себе в зал темноту.
Хруст от "Вискаса", забивший уши, мешал уловить звуки оттуда. Лишь когда Прошка сглатывал, он мог расслышать какие-то шорохи, шепот, смешки, охи и ахи. Коту было непонятно, что они там делали. Казалось, что Тулаев и эта девушка щекочут друг друга, но никто не решается первым захохотать, и оттого все звуки приглушены и похожи на сдавленный смех.
Не доев и трети крендельков, Прошка присел, нервно и торопливо умылся правой лапкой и беззвучно, еле касаясь подушечками лапок паркета, проскользнул в комнату. Сел рядом с креслом, как бы слившись с ним и став его частью, и наконец-то разглядел своими зелеными кошачьими глазами, что на диване извивались два голых тела. Сверху был Тулаев, под ним елозила по мятой простыне девушка.
Она то выгиналась со стоном, то рвалась куда-то в сторону, будто хотела уползти с дивана. Впереди, там, где у Тулаева ничего не было, у девушки раскачивались какие-то округлые шары, и хозяин почему-то по очереди прижимался к ним губами. Он вроде как хотел пить, а иначе, чем из этих шаров, напиться, видимо, нельзя было.
Прошка посмотрел на мерное покачивание Тулаева, и голова его затуманилась воспоминанием. Это произошло весной, да-да, именно весной, когда журчали ручьи, а от мусорных баков начинало вкусно пахнуть гнилью. Прошка впервые увидел ее. Она, пушистая и светлая, грелась на солнышке. До нее, сидящей на балконном ограждении пятого этажа, было страшно далеко. Кошечка казалась звездой, зажегшейся на небе, но зажегшейся сразу для всех, а ему вдруг до боли в голове захотелось, чтобы только для него. Тогда он еще не был Прошкой, а у нее уже существовало какое-то звучное имя, и от этого она казалась еще большим божеством, чем далекая звезда. Обдирая шкуру о колкие весенние ветви, он залез по дереву на уровень балкона, прыгнул, даже не подумав, что может разбиться насмерть, больно ударился головой о стену, но на балкон все же попал. Самым неожиданным оказалось, что она его тоже ждала.
Туман чуть ослабел в глазах Прошки. Он увидел, что девушка, как та кошечка из прошлого, стоит на четвереньках, а Тулаев так же, как он, сзади, и кот, все поняв, грустно ушел в ванную на свой свитер. Шея опять заныла, но он вроде бы уже не ощущал боли. Где-то далеко отсюда жила пушистая и светленькая кошечка, а существовали на свете или нет их общие котята, его почему-то не интересовало. На то он и кот.
19
Егору Куфякову снилось, что его бьют по голове. В детстве покойный папаша, когда был не в духах, почему-то всегда норовил врезать ему по башке. А уж если напивался, то мог и загонять подзатыльниками до потери сознания.
Куфяков лягнул ногой невидимого врага, но тот продолжал короткими тычками бить по голове. Тогда он попытался разглядеть его лицо, но в башке от уха к уху все было так утрамбовано плотным туманом, что он не то что лица не разглядел, а так и не увидел, есть ли у врага голова. Худая жилистая нога Куфякова дернулась еще раз в ответном ударе, и он сам с грохотом свалился с кровати.
Сел, мутными глазами поискал врага, но вместо него увидел ободраную дверь квартиры. В нее стучали снаружи.
Куфяков, опираясь о край кровати, встал, покачался, изображая из себя дерево на ветру, и нехотя прошлепал к двери.
- Ты что, оглох?! - скользнул с площадки в квартиру кряжистый парень с раздувшейся с левой стороны курткой.
- Чего?.. - поморгал ему в спину Куфяков. - А-а, эт вы...
Он еле узнал загорелую лысину с пучком сплетшихся волосинок на месте чуба. Гость ужом скользнул мимо него.
- Шкандыбай сюда, - позвал он уже с кухни. - Базар есть.
Дрожащими руками Куфяков заправил серо-синюю майку в трусы, по которым мчались в кривых красных автомобилях лихачи-самоубийцы, босиком прошлепал на кухню, сел на жесткий стул напротив уже сидящего гостя.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134