Когда через секунду сразу после того, как вспышка испарилась из отсека, перестала жечь кожу, веки посыльного испуганно вскинулись, нападавший действительно стоял метрах в пяти-шести перед ним с прижатой к лицу ладонью. Но в правой руке он упрямо сжимал пистолет, и посыльный, уронив на пол американскую одноразовую вещицу, вырвал из кобуры свой ТТ, вскинул его ствол точно на ладонь, скрывшую под собой глаза. В эту секунду у него мелькнула мысль, что нужно не убивать врага, а ранить в руку, чтобы он опустил ее. Тогда бы посыльный увидел, вытекли ли глаза у парня. Он и до этой секунды упрямо не верил американцу.
- А-а! - одновременно с выстрелом прыгнул к ослепшему Вова-ракетчик и сбил его с ног.
Пуля, летевшая в голову Тулаева, вонзилась ему в грудь, но он успел прохрипеть то, что внесли на себе в отсек губы:
- Сдх-х-хавайтес-сь...
Он тяжело, совсем не сопротивляясь земному притяжению, упал на Тулаева. До земли, до дна океана еще лежали сотни метров океанской воды, еще были легкий и прочный корпуса лодки, еще дрожали от гула механизмов палубы. Они все мешали притяжению, но земля все тянула и тянула его к себе, и Тулаеву почудилось, что Вова-ракетчик с каждой секундой становится все тяжелее и тяжелее.
Тулаев разжал глаза, но они не открылись. Он тронул пальцем оголившийся, слезящийся белок глаза и вдруг понял, что веки все-таки открылись. Просто он ослеп.
- Усем лечь! - заорал булькающим горлом ворвавшийся в отсек огромный седой боцман и выстрелил в единственного стоящего в отсеке человека.
Посыльный не заметил его из-за перегородки. У его и без того все качалось перед глазами в зыбком болотном тумане. Американец не наврал. Для такого страшного оружия требовались очки. Веки - всего лишь тонкие лепестки кожи. Они не смогли обмануть свет.
Пуля, прилетевшая со стороны, откуда раздался крик, раздробила челюсть посыльного. Испуг и боль заставили его сесть. Боль была острее испуга, и он зажал ее ладонью. Пальцы тут же стали мокрыми и липкими. Посыльный хотел выплюнуть изо рта забившие его твердые куски соли, но челюсть не подчинилась ему.
- Ле-е-ечь! - еще сильнее ударил по ушам все тот же пробулькивающий голос, хотя все, кто еще недавно сидел на своих штатных местах - штурман, механик, вахтенный офицер, гидроакустик, Связист - уже лежали на истертом зеленом линолеуме и боялись даже поднять голову.
Спрятавшийся за угол пульта посыльный чуть привстал, отыскал дрожащим лихорадочным взглядом синее пятно в тумане. Сверху на пятне лежал белый комок, как будто человек ворвался не через люк, а упал сверху, с рубки, где на его голову долго-долго падал снег. Но он не мог оттуда упасть, потому что лодка шла под водой, и потому белое удивило посыльного сильнее, чем синее. Он не предполагал, что бывают седые подводники, и оттого выстрелил в сторону белого комка, а потом ниже, ниже, ниже, вслед за медленно оседающей, уплывающей вниз белизной. Снег исчез за срезом пульта, растаял, но что-то странное, похожее на холод, рожденный именно этим снегом, навалилось посыльному на голову. Туман в глазах загустел до сумерек, и он упал под пульт, успев лишь подумать, что его завалило снегом именно от убитого им человека.
"Неужели попал?" - с удивлением подумал Тулаев, все еще пытающийся вытащить себя из-под тяжелеющего и тяжелеющего Вовы-ракетчика. Когда посыльный стал медленно убивать боцмана, он не знал, в кого идет стрельба. Исчезнувший из отсека пробулькивающий голос рождал страшные подозрения, но боцман мог и спрятаться. Мог, но ослепивший его человек в кого-то же стрелял, и это не мог быть враг Тулаева. Свободными пальцами он ощупал стальную перегородку перед собой, нашел в темноте ее край, выбросил за этот край руку с пистолетом и трижды выстрелил туда, откуда шел страшный звук. Убрал пистолет под себя, вслушался в терпкую, пропахшую пороховой гарью тишину и налег на грудь от вскрика:
- Они, мля, взорвали люк!
Голос Дрожжина он узнал бы и без матерной добавки.
- Где этот люк, твою мать?! - закричал уже кто-то чужой, но тоже знающий толк в мате.
То, что он рвался к люку, могло означать только одно: у него в руках оружие. Скорее всего, это был один из террористов-охранников.
- Не стреляй, мля, в сторону бортов! - подтверждая мысли Тулаева, ну уж вовсе потерянным голосом закричал Дрожжин.
Раньше такими голосами бабы по деревням оплакивали умерших. - Бей вдоль лодки! Бей! Бей!
- Заткнись, твою мать! - заорал все тот же человек. - Свяжись с Бородой, твою мать! Нужна атака с тыла, твою мать! А-а... ма-ать! взвизгнул он под тугой хлопок выстрела.
Били явно от люка. Но в том черном, что стояло перед глазами Тулаева, не существовало ни люка, ни пультов, ни людей. Он уже и отсек представлял себе ночной комнатой, в которой все время боишься обо что-то удариться. Пока Дрожжин и террорист орали, он успел нащупать шею Вовы-ракетчика. Артерия на ней скорбно молчала. Шея уже стала холоднее переборки, которую он недавно трогал. И Тулаеву подкатила к горлу горечь. Он так и не успел поблагодарить Вову-ракетчика, закрывшего его своей грудью. И ощущение того, что он уже никогда не сможет этого сделать, напомнило о пистолете. Он высвободил "Ческу збройовку" из-под себя, с радостью уловил, что выстрелы от люка в сторону террориста идут с небольшими паузами, и неожиданно услышал подсказку:
- Что с ним? - испуганно спросил Дрожжин.
- Убит, твою мать! Ты что, трупов никогда не видел, твою мать?! Оттащи его в угол, твою мать! Да оттащи ты его, сучара! Он мне обзор закрывает, твою мать!
Новый стрелок оказывался там, где и предыдущий. Значит, Тулаева он не видел. Но не видел его и Тулаев.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134