- Кранты, - тихо произнес гость.
Обойдя стол, он согнулся над Куфяковым, посмотрел в его слепые открытые глаза, хмыкнул, вернулся к бутылке, протер ее и стакан платком, потом протер ручку на двери шкафчика, не касаясь окурков, забрал письмо и конверт и тихо вышел из квартиры.
20
Рейдовый гидрографический катер - хлипкое суденышко. Тридцать метров в длину, пять в ширину. Две грузовые стрелы спичками торчат под углом в сорок пять градусов. Одна - в нос, вторая - в корму. Инфарктный дизелек еле ворочает поршнями. Если посмотреть на скалистый, густо облитый зеленовато-фиолетовым мохом берег, то создается впечатление, что катер стоит на месте, что он намертво прилип к слюдянистой серой воде и уже никогда от нее не отклеется. Но если обернуться к рыжему, китовьей спиной торчащему вдали из воды днищу перевернутого сухогруза, которое медленно увеличивается, то мираж неподвижности исчезает.
- Мотор надо менять. Слабый, - тоже посмотрев на приближающийся остров-днище, пробурчал в бороду самый большой по размерам человек из группы, рассевшейся на корме катера.
- Сменим, - с такой же мрачностью ответил ему единственный стоящий на палубе человечек.
Его высохшее вобловое лицо полно такой невыразимой скуки, что всякий увидевший его или точно бы заразился его скукой или сразу бы уснул. Ленивым движением он достал из кармана черной кожаной куртки секундомер, дважды перещелкнул им и, не оборачиваясь к собеседнику, тихим голосом сообщил:
- Будем дрессировать, пока не уложитесь в десять секунд. Ты понял, Борода?
- Так точно.
Эти армейские слова сидя не произносят. Борода встал, поднятый ими с нагретого деревянного сидения, и негромко, чтобы не слышали остальные, спросил:
- Разрешите обратиться?
В этом уже ощущалась даже не армейскость, а солдафонность, но маленький человечек, обернувшись на черного,, нависшего над ним скалой Бороду, не дрогнул ни единым мускулом лица. Может, потому, что и мускулов-то на нем не было. А только кожа, плотно, до звона натянутая на череп.
- Обращайся, - с начальственным безразличием преджложил он.
- Группа тренируется уже неделю. Отработан макет на суше. Стрельбище трижды в день. Ребята пашут как звери. Но у всех один вопрос...
- Ты - о деньгах? - все с тем же безразличием поинтересовался человечек.
- Так точно. Условия контракта не выполняются.
- Я привез деньги. Тебе - десять тысяч. Бойцам - по пять. Еще вопросы есть?
- Есть. В контракте ничего не сказано о том, будем ли мы поощрены после успешного окончания операции. Там определен лишь ежемесячный оклад...
- По сколько вы хотите получить?
- На группу - тридцать процентов от всей суммы.
Вскинув острый подбородок, человечек посмотрел в глаза Бороде. Они прятались в щелях загорелой до древесной коричневости кожи. Не глаза. а сучки на стволе, на которые наползла взбугрившаяся кора. И так же, как на холодных грязных сучках, в них ничего нельзя было прочесть.
- Это много. Десять вам хватит.
- Двадцать пять.
- Мы играем от такой суммы, что вам и десять хватит. И вам, и вашим детям, и внукам. Если они, конечно, будут...
Острый подбородок человечка нырнул за шарф, плотно намотанный на шею, но шарф под себя его не пустил. Шарф был так же упрям, как и Борода, командир группы захвата, единственный, которого человечек во всей этой группе уважал.
- Двадцать процентов, - просительно выжевал гигант обветренными губами.
Человечек с усилием оттянул спичечными пальчиками шарф, вбил в его спасительное тепло подбородок и самому себе посочувствовал:
- Тут околеть можно. Как в этом аду люди живут?
Борода больше не называл цифр. Он тревожно посмотрел на приближающееся перевернутое судно и сразу обернулся к группе. Стоящий ближе всего к нему, метрах в семи, парень упрямо пытался прикурить, но отсыревший табак в не меньшей упрямостью не поддавался огню. Спички гасли, не сумев победить сигарету, и черными трупиками ныряли в воду за бортом.
- В следующий раз клади папиросы под себя на ночь. Как девочку. Тогда не отсыреют, - хмуро посоветовал Борода.
- Это сигареты, а не папиросы, - огрызнулся парень. - Да в этмо захолустье и ночи-то не бывает. Сплошной полярный день.
На его узкое измученное лицо легла тень от облака. Борода вскинул к небу крупную, рифленую от обритости голову и только сейчас заметил, что над морем есть солнце. Точнее, было. Бледное, как и все в этих широтах, облако, скрыло его, и Бороде захотелось что-то сделать, чтобы отогнать его.
- Стр-ройсь! - гаркнул он на облако.
Пятнадцать человек в черных комбинезонах нехотя, вразнобой поднялись с палубы, стали строиться в шеренгу по два. Борода уже давным-давно, еще с сержантских времен в армии, привык, что ему подчиняются. Но не так медленно, как сейчас. Сделать этих иззяших черных людей живее могло только одно. И он властно бросил именно это в напряженные хмурые лица:
- После тренировки на перевернутом судне - выдача зарплаты. В строгом соответсвии с контактом...
Слова ластиком стерли серую краску с лиц. Теперь Борода мог приказать все что угодно.
- Та-ак, - потянулся он вверх смолистым подбородком, хотя и без того был на голову выше самого высокого бойца. - Работаем для начала облегченный вариант - без оружия. Только в бронежилетах. Скок - на канат, - показал он пальцем с намертво пробитым черным ногтем на рыжего невысокого парня.
- Е-есть, та-аварищ кома-андир, - с московской певучестью протянул фразу Скок.
- Первой десантируется первая шеренга. Второй - вторая...
Человечек отвернулся. Не бывает ничего глупее военных команд. Фраза Бороды звучала ничем не лучше, чем знаменитое: "Эй, вы трое, идите оба сюда, сейчас я тебя накажу!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134