— Сколь народу бояре порубят…
— А что ж теперь делать! — возразил Наумов.
— Сам я батьку свезу. Сберегу, не страшись, а ты не кидай мужиков. Грянь с донскими, да и забей дворян в стены… Мужиков на расправу покинешь — и батька тебе того не простит…
— Сдурел ты! — ответил Наумов. — Батькину голову я никому не доверю. Сам повезу. Он всей Руси еще надобен… Батька будет — и войско будет!..
Как раз в этот миг казаки, отходившие к Волге, сшиблись с полком, который Барятинский выслал на берег… Со стругов ударили фальконеты…
— До стругов добрались! — воскликнул в испуге Наумов. — Весла в воду! — приказал он своим казакам.
Гребцы налегли, и в волжском тумане по высоким и бурным осенним волнам одинокий челн полетел на низовья…


Зарево над острожком, пушечная пальба, какие-то крики, конское ржанье доносились вослед беглецам по воде. Сквозь всплески холодной волжской волны и свист в камышах осеннего резкого ветра весь этот шум воображенье превращало в отчаянный рев обезумевших тысяч людей, избиваемых воеводской ратью…
Только к рассвету, скрывшись от бешеной волжской бури, беглецы пристали в высоких густых камышах.
По берегу днем проносились всадники, бежали отдельные пешеходы.
— Позвать, может их, распросить? — добивался Прокоп.
Ему не терпелось узнать, как бояре разбили крестьянское войско, лишенное казаков. В то же время надеялся он, что сумеет на берегу привлечь внимание воеводских разъездов к челну, затаившемуся в камышах.
Но Наумов держал его возле себя.
Разин не приходил в сознание. То он недвижно и бездыханно лежал на кровавой подушке, то вскакивал с криком и рвался из рук неусыпно хранивших его казаков…
Наумов выглядывал несколько раз из камышей, наблюдая берег. Он сказал Прокопу, что видел разъезды дворян. У того стеснило дыхание от досады и нетерпения.
Прокоп наблюдал, как мимо них один за другим проносились в тумане десятка два небольших челнов с казаками.
— Окликнуть? — спросил он у Наумова.
— Не надо, не кличь. Кто их знает, какие мысли… Боярское войско рыщет по берегам. Батьку в Астрахань тайно доставим, чтоб не схватили. Один-то челн всюду проскочит…
— В Астрахань?! — удивился Прокоп. Это расстраивало его замыслы: в Астрахани сидели верные союзники Разина — Шелудяк и Василий Ус. На Волге по городам было оставлено сильное и обученное войско — казаки, стрельцы. Разин их созовет и опять воспрянет. Прокоп слыхал, как Шелудяк говорил, что в случае поражения Степан возвратится в Астрахань и для того там надо держать свежие силы, не в Астрахань надо идти, а на Дон, где за это время домовитые отдышались и сколотили вокруг себя верных людей.


Никита едва успел вскочить в челн вместе с десятком других казаков, сопровождавших Степана. Он заметил на себе испытующий взгляд Прокопа и понял, что, посылая его за Марьей, Прокоп заранее знал, кто она такова.
Никита сидел на веслах, греб. Лицо его, руки и платье были залиты кровью, которую он и не думал смыть.
— Что ж ты один воротился? — тихо спросил Прокоп, когда они стояли в камышах.
Никита с ненавистью посмотрел на него и не ответил, лишь скрипнул зубами. Он вспомнил, как уже неделю назад Прокоп спросил его, что бы он сделал, когда бы узнал, что Марья не утопилась, а бежала к другому… Он опасался теперь, что Прокоп скажет Наумову обо всем и, страшась за участь Степана, Наумов прогонит его из челна. Никита не мог уйти от Степана. Жажда мести держала его тут… Он наблюдал за Прокопом, но тот с равнодушным видом сидел в челне, больше не глядя уже на Никиту.
— Изведешься ты так-то, Наумыч! — внезапно сказал Прокоп. — Отдохнул бы. Хоть я посижу возле батьки!..
Никита вздрогнул, пронзительно посмотрел на Прокопа, но тот по-прежнему не глядел в его сторону.
— А ты сам не уснешь? — спросил Наумов. — Буен был с вечера батька. Неравно снова вскинется — из челна да и в Волгу!.. Лучше Никитка пускай посидит. Не уснешь, Никита?
— Не усну, — буркнул Никита, и сердце его защемило, словно щипцами. «Не утерплю я — зарежу его!» — в страхе подумал он.
Он встал, покачнулся в челне, чуть не свалился, но, удержав равновесие, шагнул к Степану и опустился возле его изголовья, не глядя в лица Наумова и Прокопа.
— Эк ты загваздался весь в кровище! — заметил Наумов. — Хоть отмылся бы, что ли!
Склонясь через край челна, Никита послушно вымыл лицо и руки. И вот он сидит, глядя в безжизненное лицо Степана. Кровавая повязка на лбу, дыхания не слышно, знакомое, всегда живое лицо побелело, даже губы белы — ни кровинки… «Какая тут месть! Был бы жив!.. Сквитались мы с атаманом ныне!..» — подумал Никита. Он продолжал смотреть в безжизненное лицо. «Неужто помрет?! Не берегся в битвах — всюду сам, всюду сам!.. Отваги в нем сколь!.. И вправду, другого на свете нету такого: один на всю Русь… „Сокол!“ — думал Никита. — Грех и помыслить за женку такого сгубить! И вправду она сказала — да кто с ним равняться может?!»
Разин открыл глаза.
— Пить… — слабо шепнул он.
Никита черпнул ковш воды из Волги.
— Испей! — Он поднес кружку к пересохшим губам Степана и заметил, что Прокоп, притворяясь спящим, за ним наблюдает.
«Чего хочет Прокоп? Чтобы я помстился над атаманом? На что ему надобно?»
Но Прокоп знал, чего ему надо: ему был нужен союзник, и этого союзника видел теперь он только в лице Никиты. Прокоп не ждал, что Наумов увезет атамана в одном челне. Он думал, что захватит с собою всю свою станицу, а в ней у него уже было довольно единомышленников и друзей.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164