Драгуны кричали тогда, что в Саратове приготовлено сильное войско и много пушек…
Степан Тимофеевич призвал Еремеева, который успел купить сотню новых коней.
— Посылай, Митя, лучших своих дозорных в Саратов разведать, что там творится. Может, нас попусту только стращают, что войско. Мы тут постоим, дождемся, а чтобы нам времени не терять, пусть назад лошадей не гонят. На луговой стороне всегда стогов понаставлено пропасть. Один стог робята твои зажгут — стало, в городе войско большое. Два стога зажгут — значит, войска немного, да все-таки будет стоять против нас, если разом три стога в степи загорятся, то, значит, город преклонен к нам сам и нам мочно без боя идти. Тогда я, не мешкав, все войско вперед подниму.
Еремеев решил, что двинется сам во главе большого дозора, и Степан его отпустил…
Широкий стан раскинулся по берегу Волги. За скалистым, крутым берегом росли кустарник и лес. Вся ватага сбирала сучье, рубила корни. По лесу поднялся шум, перекличка. На луговинах паслись кони. Разинский табор растянулся на несколько верст.
Атаман подошел к костру, где сидела кучка астраханских стрельцов.
— К нашему котелку просим, батька, садись! — обратился один из них.
Остальные сидевшие и лежавшие у костра — их было с десяток — вскочили на ноги при виде высокого гостя, засуетились, стараясь ему угодить, накидали одежды — было б на чем сидеть.
Степан засмеялся:
— Не архирей я — казак!
Сел к костру.
— С чем похлебка? — спросил он.
— Просяная с копченой свининой. Кабы лучку, так и матка не лучше варила! — откликнулся от костра кашевар.
— Богато живете! — заметил Разин.
— Женки-стрельчихи нам в путь нанесли.
Кашевар начисто облизал ложку, которой пробовал варево, вытер ее исподней стороной полы своего кафтана и подал Разину.
— Покушаешь с нами?
Разин достал с пояса свою ложку, висевшую в чехолке.
Ели в молчанье. Разин не нарушал их обычая. Кончив есть, он набил табаком трубку. Молодой стрелец, перебрасывая в ладонях, поднес ему уголек от костра.
— Не грех, атаман? — спросил сидевший тут же старик.
— Я не поп — мне почем грехи знать! — усмехнулся Разин. Он пустил в костер облачко дыма.
— Совет хочу с вами держать, атаманы, — сказал он. — Пришли мы теперь к рубежу. Тут остатние наши заставы, а дальше боярское войско нас ждет. Стало, далее с боем идти. Идти ли нам дальше?
— А пошто же ты, батька, нас вел? — спросил молодой стрелец. — Мы ведь ратные люди, а боя еще не видали!
— Бой увидишь! Мы не пойдем, то бояре на нас полезут. Даром столько земли не оставят! — ответил Разин. — Спрос не в том: а идти ли вперед али тут дожидаться?
— Опасаешься? — осторожно спросил старик. — А чего опасаться, Степан Тимофеич! Они ведь покуда не все еще силы скопили. Порознь их бить способней… Нынче толику побьем — на завтра нам менее будет!..
— Стрельцы с нами биться не станут: стрелец ныне в нужде. Не тот нам, стрельцам, почет, и не та у нас в государстве сила, — заговорил второй, пожилой стрелец. — У государя и у бояр на рейтаров да на солдат уж надежи больше: немцев в начальные люди зовут, от домов стрельцов поотбили. Прежде промыслом да торговлей жили, а ныне нас сгонят всех вместе в приказ да с утра до ночи, как над собакой, мудруют, приучают к пищали, к мушкету.
— На новый, немецкий лад! — подхватил снова первый. — И кому оно на сердце пало?! К чему нам в бою немецкий обычай? Али мы русским обычаем немцев не били?!
— Ото всего от того и обиды, Степан Тимофеевич, — сказал второй. — Потому нынче лучше идти к большим городам, где стрельцов по многу приказов. Взять Казань…
— Нижний Новгород, — перебили другие.
— Симбирск!
— Муром, Владимир! — подхватили стрельцы.
— Стрельцам независтная доля при нынешнем государе. И в денежном бунте недаром шумели стрельцы! — заключил пожилой.
— Все в обиде! Ты сам посуди, атаман. Я, к примеру, колесник.
— А я гончар, — подхватил второй.
— Я рыбные сети плести был первый искусник!..
Стрельцы зашумели все враз о своих ремеслах и промыслах. Не перебивая, Разин смотрел на них и слушал с любопытством.
— А ныне мы отбыли промыслов и дома-то свои позабыли. Согнали нас жить по приказам, под единую кровлю, как словно в конюшни. Коням хоть отдельные стойла, а нам и того нет. Смрад, грязь!..
— Зимой холод!
— Дома хозяйки одни да робята.
— Кормись одним жалованьем стрелецким, а деньги идут воеводам да головам. Каждый себе норовит споловинить…
— Коли поднял нас, то к большим городам, атаман, уж веди. Всех стрельцов по пути до Москвы поднимем.
— Есть слух, что в Саратове знатная рать у бояр, — сказал Разин. — Не сробеете в битве?
— Давай лишь веди. Не сробеем! В обиду тебя не дадим, — обещал стрелец.
— Ну, спасибо вам, добрые люди, — сказал на прощанье Разин, вставая от их костра.
Ближе к берегу сидели кучки крестьян вокруг таких же костров. Они пекли рыбу, варили жирную кашу, уху.
— Хлеб да соль! — сказал Разин, подойдя к огню.
— Садись, батька, с нами! Добыча у нас нынче добрая: осетра уловили.
— У нас, батька, утки печены!
— Степан Тимофеич! Лесная свежатина! Олень на нас сам наскочил! Иди к нам! — звали от разных костров.
Там, где на вертелах пекся олень, было самое людное место. Над кучей ярого жара, воткнув на пики, пекли огромные части — целые ноги, хребтину, голову, бок…
— Ну, жару гора! Как стоять-то!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164