«Чего-то стряслось там!» — с досадой подумал боярин.
— …остави нам долги наши, яко же и мы… — шептал он.
«Никак, Мишка чего-то с утра. Чай, после объезда градских стен… Нет покою в Азии окаянной!» — думалось воеводе.
— …не введи нас во искушение, но избави нас от лукавого…
Молитву Иисусу, богородице и своему «ангелу» — Предтече воевода читал неизменно, что бы там ни было. И на этот раз он не оставил обычая. Хотя его мучили догадки, зачем пожаловал брат в столь раннее утро, но он дочитал до конца все молитвы, раньше чем выйти…
— Здравствуй, боярин! — почтительно поклонился князь Михайла, родной брат воеводы.
— Здравствуй, стольник! С чем тебя бог? — подставляя для поцелуя мохнатую щеку, спросил воевода.
— Дело тайно, — кратко сказал Михайла, выражая всем видом тревогу.
— Идем.
Они затворились в спальне.
— Царицынский воевода с вестями прислал гонца: Стенька-вор с Дона вышел на Волгу! — выпалил князь Михайла.
Воевода зашикал на брата.
— Да что ты, Иван, я тихо! — шепотом оправдывался Михайла. — Пишет Тургенев Тургенев Тимофей Васильевич — царицынский воевода, после взятия города в мае 1670 г. утоплен.

, что тысячах в четырех казаков лезет вор…
— Лопатин поспел бы! — задумавшись, прошептал воевода.
В течение всей зимы из Казани, Царицына и Астрахани, несмотря на разинские дозоры, подсылались на Дон лазутчики. Старшинские казаки тоже пробирались в эту зиму в Царицын, каждый раз извещая о выходках Разина.
Царь указал к весне приготовить струги, чтобы быть готовыми сразу напасть на казаков, как только они посмеют вылезти с Дона.
Несколько дней назад пришла тревожная весть о том, что Степан захватил Черкасск.
Семен Иванович Львов сказал с торжеством воеводе:
— Затем он и силы копил. Чести донской захотел — сесть большим атаманом. Теперь тихо будет, уймется! Незачем больше ему выходить из казачьих земель. Войсковой атаман зипуны добывать разбоем не лазит, там иные найдутся дела.
— Сам будет в Черкасске сидеть, а других посылать в разбой! — сказал Прозоровский.
— Что ты, боярин! Он ныне захочет Москве доказать, что не вор, а добрый казак, что при нем на Дону вся смута утихла. А что нам Корнилы Ходнева жалеть!
— Одна сатана! — облегченно согласился боярин.
Струги у Болдина устья, однако, продолжали готовить. Это делали не спеша, как доделывают начатую работу, утратившую прежнее значение, но, в общем, не лишнюю в хозяйстве.
И вдруг эта весть!..
Михайла Прозоровский заметил смятение в глазах брата. Еще бы не растревожиться эдакой вестью! Ведь что натворит, сатана!
В прошлый год, дьявол, вышел на Волгу в полутора тысячах, а теперь идет в четырых!.. Караваны ли грабить, города полонять, или — в море?!
Если опять начнутся разбои на Волге, то астраханским воеводам не усидеть на месте. Прогонят! Пошлют куда-нибудь в Сольвычегодск… «разводить винограды»…
— Гонец где? — спросил воевода брата.
— Гонец у меня взаперти, ключ со мною. Ночь шел, а там переправы ждал долго. Я накормил его, чарку согреться поднес да велел уснуть…
— Слух по городу не пошел бы. Гонца тотчас назад пошли, Миша. Да смотри сам проводи его за ворота, чтобы в городе слова ни с кем! А к царицынску воеводе писать, чтобы тотчас же повещал обо всем в Казань голове Лопатину… Да постой, — перебил сам себя боярин. — Я вместе с тобой в Приказну палату. Расспрашивать стану гонца… Эй, Митяйка!.. — громко позвал боярин.
Желтоволосый подросток в длинной рубахе, в коротких холщовых портах босиком вбежал в спальню.
— Живо давай одеваться!
— Иван Семеныч! — вслед за Митяйкой входя в спальню, плаксиво заговорила боярыня. — Неужто беда?..
— Ох, свет Маша! Язык-то — враг! Ты бы не стряла. Не женское дело! — одернул ее воевода. — Велела бы лучше птичницу Проньку лозой постегать, что павлины по саду гуляют! А в градски дела не липни!.. Да девки Аленка с Анюткой поутру шныряли чего-то украсть, дознайся!..
Митяйка хотел натягивать воеводе бахилы Бахилы — сапоги с голенищами выше колен.

, присел перед ним. Иван Семенович досадливо дернул ногой, со злостью ткнул его пяткой в нос.
— Вишь, ноги не мытые, дура!
Не смея заплакать, Митяйка схватился за нос, отполз на карачках и быстро выскочил вон.
— Среди стрельцов надо уши завесть да ко всем воротам — своих верных людей… Воевода, скажи, велел воротных прибавить… Объезды ночные вокруг стен удвой, да по всем дорогам ловить, кто едет с верховьев, тащить в Приказну палату к расспросу, — распоряжался боярин.
Митяйка с раздувшимся носом принес бадейку воды, обмыл боярину ноги, ловко, привычно обул.
— Дядя Миша! Дяденька Миша! — крикнул младший сын воеводы Борис, вбежав босиком и в одной рубашке.
— Да, князюшка, что ты! Кака можно-то, Боренька! Срам-то каков от людей! — Догоняла его всполошенная нянька.
Но мальчишка уже скакнул на колени Михайлы, обнял его за шею.
— Боярину-батюшке перво иди целуй ручку, бесстыдник! — тянула нянька мальчишку.
— Отстала бы, старая дура! — отмахнулся мальчишка. — Дядя Миша, кататься! — заскулил он плаксиво.
— Досуга нет нынче, Боря. Постой, в иной день покатаю…
Старший сын воеводы, шестнадцатилетний Федор, слишком толстый для своего возраста, затянутый натуго пояском, подошел к отцу, привычно поцеловал его руку, поцеловался с дядей.
— В объезд возьмешь нынче, как обещал?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164