..
Сукнин ошалело глядел на Степана.
— Эх, батька! Сердце в тебе ведь какое, Степан Тимофеич! — растроганно вымолвил он наконец.


Два десятка разинцев, переодетые в кафтаны московских стрельцов, уже совсем вечером постучались в ворота Камышина. «Кто таковы?» — «Московские стрельцы вам в подмогу. Воры на Волге воруют. Нас голова Лопатин прислал у вас тут стоять».
Вызвали к воротам стрелецкого сотника.
— Ты, сударь, меня, мужика, прости. Голова тебя сам не ведал, как величают, — поклонился стрелецкий десятник.
— Чего же он мало прислал вас?
— Наше малое дело, ить он голова — ему ведать. В Царицыне много оставил да в Черный Яр послал сотни две…
— Дурак у вас голова, — рассердился сотник. — Наш Камышин ведь ключ к понизовью. Не дай бог, нас воры побьют, тогда и Царицын и Астрахань будут без хлеба!
— Нас не побьют, мы московски! — откликнулся стрелецкий десятник.
— Похвальбы в вас, московских, много! Идите. Утре вас по домам поселю, а покуда и тут, в караульной избе, заночуйте.
Их впустили в ворота. И едва наступил рассвет, как пятьсот казаков уже были в городе и сотник без шапки стоял перед Федором.
— Хозяйку твою и сына не я увез. Я Лушников, не Ковригин. Сидор Ковригин по воеводску указу сошел со своей сотней на низ, в Черный Яр. А я, сударь мой атаман, никого не обидел. Да ты хоть стрельцов спроси!
Федор спросил камышинских стрельцов, вызвал посадских. Про сотника не сказал худого никто.
— Ну, живи, коли так, — сказал Федор. — А буде измену какую затеешь, стрельцов сговаривать к худу учнешь — и побьют тебя насмерть.
Федор оставил в Камышине сотню своих казаков. Жители города выбрали между собой атамана и есаулов, обещались держать заставы, ловить воеводских подсыльщиков и давать обо всем уведом в Царицын.
Сукнин возвратился к Разину.
— Город взял, а своих не нашел, — сказал он.
— Беда боярам, когда ты по всем городам так пойдешь своих Настю с Мишаткой искать! Дорого воеводам дадутся казачьи семейки! — невесело усмехнулся Разин. — Что ж, теперь у тебя нетерпежка на Черный Яр?
— В Черный Яр я хочу, Тимофеич, — с угрюмым упорством сказал Сукнин.
— Нам с тобой по пути ныне, Федор. Поймали в степи гонцов к голове Лопатину от астраханского воеводы. Идут на нас сорок насадов. Я мыслю, должны они завтра дойти до Черного Яра. По Волге нам прежде них теперь не поспеть, а ты на конях ударь со степей по Черному Яру.
И тотчас Сукнин, Еремеев, Серебряков, Чикмаз с пушками выступили в конный поход.
В Царицыне Разин оставил «десятого казака», отобрав десятую часть казаков у каждого из своих есаулов.
Степан Тимофеевич, Василий Ус и Наумов вышли по Волге на многих стругах и челнах. Алеша Протакин и Боба конные двигались между Ахтубою и Волгой.
С самых времен царя Ивана Васильевича Нижняя Волга еще не видала такого большого войска. Атаман указал отоспаться, чтобы ночью идти и не жечь огней, потому что костры такого людного стана отразились бы заревом в темном ночном небе и дали заранее весть астраханцам…
Федор Сукнин с товарищами окружили деревянные стены Черного Яра, сразу захватили все ладьи и челны, что лежали на берегу и стояли у пристани на приколе. Ладьи и челны, тотчас наполненные казаками, ушли в камышистые заливчики у противоположного берега. Далеко в степь в сторону Астрахани проскакали разъезды. Там залегли казацкие заставы, и только лишь после этого утром казаки вошли в город. Черноярцы не бились с ними. Стрелецкий голова, увидав, что стрельцы перешли на сторону разинцев, переодетый хотел убежать в Астрахань, но его поймали, посадили в мешок и бросили в Волгу.
Тотчас с раскатов крепости на волжскую сторону были наведены пушки. Волга была в тумане. Когда рассеялся волжский туман, город открылся на крутом берегу, спокойный и сонный под жарким июльским солнцем. Колокола звонили к обедне, мирно перекликались между собой петухи, по стенам лениво бродили сторожевые. Караульные торчали и на бревенчатых вышках, поставленных по стенам для дозора.
Кто мог думать, что под этой мирно дремлющей волжской гладью всего три часа назад погиб черноярский голова?! Как было узнать, что за этой стеной в караульной избе сотник Ковригин валяется на коленях перед Федором Сукниным!
Ковригин признался Федору, что воевода ему не давал указа везти с собой в Астрахань Настю и Мишку. Он признался, что их увезти надумал сам вместе с яицким головой, что за увоз их он получил от головы подарки да еще голова послал с ним богатый посул астраханскому воеводе, чтобы тот не пустил Настю с мальчиком обратно на Яик. А прежде чем отправить их в Астрахань, голова сам дознавался у Насти плетьми, куда делся Федор, где он скрывается и где спрятал богатства, привезенные из персидского похода.
Сотник клялся, что он не знает, куда Прозоровский девал семью Федора.
Сукнин перетряс все в доме у сотника и нашел у него свой ковер, вывезенный из Персии, два серебряных кубка, парчовый кафтан и даренную Разиным саблю.
Сотник в мешке пошел на дно Волги…
— Камышин взял, Черный Яр одолел — и астраханские ворота с вереями повыбью, а Настю с Мишкой найду! — упорно сказал Сукнин.


Караван астраханских насадов на веслах шел к Черному Яру. Над опаленными зноем волжскими берегами в мутном небе парили орлы, карауля сусликов и степную птицу. Над камышами и над водой, потрескивая трепещущими крылышками, носились тысячи голубых и зеленых стрекоз. Охотясь за ними, рыбы стаями прыгали из воды и, бултыхаясь обратно, широко по реке разгоняли круги.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164