– Не будем оскорблять друг друга, ребята. В конечном счете среди нас здесь нет ни одного человека, кто не был бы в долгу перед миссис Мейджорс. Мы все ей обязаны. Если ей что-нибудь от кого-нибудь из нас нужно, она это получает. И это правильно. Мы у нее в долгу.
– В долгу? Обязаны? – презрительно рассмеялся Хэм. – Вы это так называете? Так послушайте меня, вы все. Келли Мейджорс прибрала к рукам весь этот городок с потрохами. Вы все у нее в руках. Ты, Билл Миллер, и ты, Дэнни Стайлс, и ты, Чарли Силе. Она владеет вами так же, как какая-нибудь средневековая герцогиня владела своими поместьями. В те времена только так и жили. Бедный крестьянин попадал в кабалу к богатому лорду или герцогу за клочок земли, за горстку семян и за защиту от бандитов и грабителей. Он становился крепостным своего благодетеля, его рабом.
Со всех сторон раздались негодующие возгласы. Однако на лицах людей Хэм увидел кое-что, внушавшее надежду. Пристыженное выражение. Как будто какой-нибудь озорной фокусник внезапно сорвал с них одежду. Они не смотрели друг на друга, не могли видеть чужую наготу и сознавать свою собственную. Однако в таком положении невозможно оставаться бесконечно. Очень скоро им придется взглянуть на самих себя. Если только он в них не ошибся.
Чарли Силе нагнал его уже за дверями магазина, когда Хэм поднимался на пригорок.
– Хэм, можешь задержаться на минуту?
– Конечно, Чарли. Пройдемся со мной до дома. Я тебе дам чего-нибудь выпить.
– То, что ты сказал… насчет миссис Мейджорс. Будто она владеет всеми нами… Какого черта! Я не хочу быть ничьим рабом! – Он коснулся руки Хэма. – Только ты не знаешь, каково нам здесь пришлось во время Депрессии. Ни денег, ни еды, ни работы. Видеть, как голодают твои дети… да от этого любой мужчина сломается. Это как собака у плохого хозяина, который ее бьет. С ней слишком долго плохо обращались, а потом вдруг появляется чья-то ласковая рука. Собака опускает голову и начинает вилять хвостом. Мы все через такое прошли, Хэм. С нами очень долго плохо обращались, нас били кнутом. Поэтому теперь нам так приятно, что служба социального обеспечения и миссис Мейджорс заботятся о нас.
Хэм резко остановился, обернулся к бывшему мастеру, взял его за руки.
– Чарли, Депрессия позади. Теперь ты можешь получить работу, если захочешь. Ты владеешь ремеслом, на которое сейчас большой спрос.
– В моем возрасте?! О чем ты говоришь, Хэм?! Мне шестьдесят три!
– Чарли, надо жить и мыслить настоящим, а не прошлым. Сейчас правительство призывает молодежь на военную службу. Им всем понадобятся огнестрельное оружие, самолеты, танки, военные корабли. По всей стране строятся оборонные заводы, они появляются повсюду, как грибы. По дороге из Нью-Йорка я насчитал не меньше полдюжины. В газетах полно объявлений о том, что требуется рабочая сила, по нескольку страниц в каждом номере. Опытные механики вроде тебя очень нужны. Я сам об этом разузнаю для тебя.
Глаза Чарли вспыхнули. Таких блестящих глаз Хэм не видел ни у кого в этом злосчастном месте с самого своего возвращения.
– Я буду тебе очень благодарен, Хэм. Клянусь, я все эти годы стыдился того, что приходится жить на подачки. – Голос его дрогнул. – Снова работать инструментом! Да это все равно, что оказаться с женщиной после многих лет тюрьмы. Благослови тебя Бог, Хэм!
– Ну что, хочешь выпить?
– Спасибо тебе большое, но я, пожалуй, не буду. Ты только не обижайся, Хэм. – Он нервно засмеялся. – Хочу поскорее все рассказать Милдред.
Уже совсем стемнело. Хэм стоял посреди дороги, утопавшей в грязи, и смотрел вслед Чарли. Тот быстрыми шагами шел к дому. Хэм глубоко вдохнул чистый, прохладный осенний воздух, пахнувший сосной, взглянул вверх. На темно-синем небе сверкнула вечерняя звезда.
– И все-таки она вертится, невзирая на тебя, Келли. – Он поднял руку в воображаемом тосте. – За тебя, бесконечный мир!
Он шел к дому, насвистывая веселую мелодию. Воображаемый тост за воображаемый мир, прекративший свое существование месяцем позже, в одно прекрасное воскресенье… Седьмого декабря 1941 года нашей эры. Высокопарное заявление, достойное этой важнейшей даты.
Человечество вступило в новую эпоху. Мир закружился в бешеном вихре небывалых перемен, охвативших все и вся. Менялись нации и континенты, менялся сам воздух. Отныне целые города будут исчезать, растворяясь в клубах огня. Грибовидное облако будет рассыпать смертоносный пепел с небес. Люди будут устанавливать флаги на Луне. «Достичь звезд» – это уже не поэзия, а чистая наука. И все за какие-то двадцать – двадцать пять лет.
Через неделю после того, как Япония сбросила бомбы на Перл-Харбор, Соединенные Штаты вступили в войну против стран «оси» – Германии, Италии и Японии.
Чарли Силе работал правительственным инспектором на военном заводе, производившем танки и бронетранспортеры, в сорока милях вниз по Гудзону. Свой старый дом, в котором они с женой прожили сорок лет, он заколотил и переехал в новую квартиру поблизости от места работы.
В тридцатые годы начался великий исход молодежи из Найтсвилла. С началом Второй мировой войны матери и отцы молодых людей стали свободными. Хэм из собственного кармана оплатил открытие автобусного маршрута из Найтсвилла в Клинтон, где строился гигантский авиационный завод. Еще до Нового года каждый трудоспособный человек от шестнадцати до шестидесяти пяти лет оказался в состоянии содержать себя самостоятельно.
Однако в Рождество на планете не царили ни мир, ни добрая воля. Отчетливее всего это чувствовалось в Уитли. Противостояние между Келли и Хэмом, вызревавшее с самого дня его возвращения, накалилось до последней степени.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128