Лицо его горело.
– Мама так хочет, – произнес он едва слышно.
– Я знаю. А чего хочешь ты?
– Не трогай его, – вмешалась Келли. – Он уже все решил.
– Разве? Нат, ты решил, или твоя мать?
– Прекрати, Хэм! – Ярость лишила ее обычной привлекательности. Ноздри раздулись, бескровные губы сжались в тонкую полоску. – Я не позволю тебе изводить Ната. Он все решил!
– Тогда пусть сам об этом скажет. Посмотри на меня, Нат. Она поднялась с места.
– Хэм, я тебя предупреждаю!
Он не обращал на нее внимания.
– Нат, скажи, почему ты передумал? Ты ведь говорил мне, что не согласишься на это назначение, потому что не хочешь никаких особых привилегий. Сказал, что хочешь служить наравне с остальными.
Нат поднял голову. Глаза его встретились с испытующим взглядом Хэма.
– Это правда. Я хотел бы записаться на службу. Но она мне не позволит.
– Все, Нат, довольно. Вопрос закрыт. – Келли сжала ладони.
– Королева произнесла последнее слово. – Хэм откинулся на стуле, положил ногу на ногу, с неприязнью глядя на нее.
Нат встал с места, возвышаясь над хрупкой фигурой матери. Голиаф против Давида, подумал Хэм. Без поддержки великан обречен.
Нат обратился к Хэму:
– Последние недели она только и делала, что пилила меня. И точит, и точит, и точит… Если я еще раз услышу о своем долге и ответственности перед ней и перед этой проклятой пигмейской династией, которой она так одержима, я сойду с ума.
– Нат! Как ты смеешь?! – Келли подняла руку.
– Смею! Ну давай, ударь меня еще раз. Это лишь облегчит мне задачу.
Келли поднесла руку к пылающему лицу, потерла лоб.
– Не говори со мной так, сынок. Можно подумать, будто я плохая мать, будто я злая и не люблю тебя. А ведь за все восемнадцать лет моя вина лишь в том, что я слишком сильно тебя любила. Душила своей любовью.
Нат хрипло рассмеялся.
– Ты слышишь, Хэм? Она этим хвастается! Душила любовью… По крайней мере, сейчас ты говоришь правду, мама.
– Я всегда говорю правду.
– Неужели? А как ты добилась того, что я согласился принять это назначение? Разве это честно? Ты только послушай, Хэм. Я спросил ее, что она хочет в подарок к Рождеству. Она ответила с обычным своим загадочным видом, что это будет мое последнее Рождество в Уитли, перед тем как на меня наденут военную форму, поэтому подарок должен быть особенный. Я с этим согласился. И тогда она вынудила меня дать ей честное слово, что я выполню одну ее просьбу. Я дал ей слово. Ты, конечно, догадываешься, в чем состояла просьба. А вот я, дурак, сразу не догадался.
– Просьба заключалась в том, чтобы ты согласился принять назначение в Уэст-Пойнт? Нат, честный человек не обязан выполнять обещание, которое его вынудили дать обманным путем. Твоя мать произносит праведные речи о долге, об ответственности. Я все это с ней проходил. Так вот я скажу тебе, в чем состоит твой первейший долг. Он перед самим собой. Пошли это назначение к чертям, и запишись на службу. Ты-то ведь этого хочешь, не так ли?
– Да.
Келли отвернулась от сына. Сложила руки на груди. Голос ее зазвучал ровно и спокойно. Затишье перед бурей.
– Ты, разумеется, не можешь понять, чего он добивается, Нат. Тебе не понять его скрытых мотивов. Он ведь подводит тебя к тому, чтобы ты распорядился своей жизнью так же, как и он. Сбежал из дома.
– Ты не права, Келли. Я говорил с Натом на эту тему, кое-что ему рассказал. Например, рассказал, что сбежал для того, чтобы обрести самого себя, и ему надо бежать из этого дома, бежать от тебя, чтобы спастись. Не дай поймать себя в ловушку, парень. Беги, пока не поздно.
– Ты ему «кое-что» рассказал? – Ирония, прозвучавшая в ее голосе, показывала, что Келли решилась на крайность. Сейчас она пустит в ход самое страшное оружие, которое окончательно уничтожит Хэма. – Он тебя обманул, сынок. Хэм Нат сбежал из Найтсвилла, потому что не мог больше видеть нас с тобой.
Нат растерялся.
– Что ты такое говоришь?
– Он нас обоих презирает, Нат. Смотри, как все сходится. Он ведь и моряк, хотя и не такой древний, как у Кольриджа. Носит на шее ярмо – мы с тобой отягощаем его совесть.
Нат обернулся к Хэму.
– Она спятила? Ты что-нибудь понимаешь в этой галиматье?
Хэм молчал, с любопытством глядя на нее.
– Галиматья, говоришь? Ну же, Хэм! – подначивала Келли. – Ты ему «кое-что» рассказал? Расскажи теперь все до конца. Видишь, сынок, у него язык отнялся. Помнишь, ребенком ты обожал своего старшего брата? Бегал за ним повсюду и никак не мог догнать: он все время убегал от тебя.
У Ната голова шла кругом. Он потер глаза. Да, он помнил, как часто его обижало невнимание Хэма. Он тряхнул головой, чтобы мысли прояснились, взглянул на Хэма. Тот сидел молча, не пытаясь отвечать на ее обвинения.
– Хэм, почему ты молчишь?
– Потому что ему нечего сказать. Твоему отцу нечего сказать. Он не может опровергнуть мои слова.
– Моему… что?! Моему отцу?! Я, наверное, с ума схожу. Ты назвала Хэма моим отцом?
Он засмеялся нервным смехом, на грани истерики.
– Да. Хэм тебе не брат. Он твой отец. – Келли с наслаждением выделила каждое слово, будто смакуя. – Этот эталон добродетели, перед которым ты преклоняешься, каждое слово которого воспринимаешь как высший образец человеческой мудрости, этот человек чести, будучи на два года моложе, чем ты сейчас, умирал от страсти к жене своего отца. День за днем, ночь за ночью, неделю за неделей, пока сила его страсти, в конце концов, не сломила мое сопротивление. Да, он меня соблазнил! Я спала с ним, в то время как его отец работал в поле или храпел в своей постели. – Глаза ее бешено сверкнули. – Так я зачала тебя, сын. С Хэмом, не с его отцом Натаниэлем. Ты сын Хэма.
Нат с отвращением отшатнулся от нее, чувствуя тошноту.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128