Вот из раны выступила влага. А потом появилось странное, неведомое до сих пор ощущение чего-то влажного, теплого и мягкого, прижавшегося к ране. Он посмотрел вниз. Келли склонилась над ним. Держа обеими руками его ногу, она прижалась раскрытым ртом к ране и ритмично высасывала яд из отверстия в распухшем бедре.
Вначале Хэм наблюдал за ней с той же равнодушной отстраненностью, с какой раньше смотрел на змею, обвившую его ногу. Но вскоре пришел страх, боль, отвращение. Надо вырваться, ударить ее, оторвать от себя, так же как змею! Он лежал неподвижно, ослабевший от борьбы самых противоречивых чувств. Потом наступило что-то вроде летаргии, довольно приятной, охватившей все его существо. Словно какая-то неуловимая анестезия обволокла его, расслабила тело и парализовала волю.
Как зачарованный, смотрел он на девушку, прижавшуюся губами к его бедру. Она будто целовала его. Ее руки на его обнаженном теле… Ее губы на его обнаженном теле… Ее грудь, теплая и тяжелая под тонкой рубашкой из хлопка, прижавшаяся к его обнаженному телу. Внезапно столбняк прошел. Боль исчезла. Хэм ощущал небывалое возбуждение, которое не мог ни унять, ни остановить, даже если бы захотел. Он дрожал, он обезумел от желания.
Келли выпрямилась.
– Нет-нет, – простонал Хэм. – Пожалуйста, не останавливайся.
Теперь она могла видеть его обнаженное тело, а значит, и его желание. Но Хэм не стыдился этого. Он видел, словно сквозь зеленоватую туманную дымку, улыбающиеся развратные губы и развратные ярко-зеленые глаза.
Зеленоватая дымка потемнела, словно туча накрыла солнце над морем. Хэм почувствовал, что слепнет, тонет, задыхается. Потянулся к ней в поисках спасения.
– Спаси меня, Келли! Спаси!
– Я вернусь, Хэм. Я тебя спасу, – услышал он ее приглушенный смех.
«Я ненавижу тебя, Келли! Ненавижу…»
Дальше темнота. Тишина. Сладкая смерть.
Хэм очнулся, укрытый простыней, мокрой от пота. У кровати стоял доктор Уиллис Мэрфи. Его розовое лицо херувима выглядело непривычно суровым. Два кустика белого пуха торчали по обеим сторонам головы чуть повыше ушей. За исключением этого, ни на его лице, ни на голове не было ни единого волоска. Доктор никому не открывал свой возраст, однако Нат говорил, что доктор Мэрфи практиковал уже тогда, когда он, Нат Найт, ходил в коротких штанишках. В течение последних двадцати лет док Мэрфи грозился уйти на покой, но только после того, как найдет себе достойную замену – какого-нибудь бескорыстного и человеколюбивого выпускника мединститута. Сейчас, в 1922 году, он все еще оставался единственным терапевтом на пространстве к двадцать миль от Найтсвилла.
– Как ты себя чувствуешь, парень? – спросил он своим высоким, почти женским голосом.
– Вроде ничего…
Только сейчас он их увидел. Отец и Келли стояли по обе стороны кровати.
Старый Найт положил руку на плечо сына.
– Все в порядке. Ты выкарабкаешься. Сам доктор это сказал. В голосе его прозвучало почтение, какого Хэм не слышал со смерти матери.
– Тебе повезло, парень. Вот эта молодая леди спасла тебе жизнь. Выдавила всю кровь из раны, дочиста. – Доктор обернулся к Келли. – Вы смелая девушка.
– Она моя жена, Уиллис, – произнес Нат так, словно хотел разделить похвалу, предназначавшуюся Келли.
Хэм услышал голос Келли, и ему захотелось умереть. Сейчас она все им расскажет!
– Я сделала надрезы бритвой, по два крест-накрест на каждой ранке, подождала, пока вытечет кровь и рана совсем очистится, потом крепко перевязала ногу повыше раны, чтобы остановить кровь.
Хэм не верил своим ушам. Она не сказала им ни о том, что высасывала кровь из раны, ни о его безумном поведении! Он, похоже, и впрямь обезумел. Такого наговорил! И кому? Жене своего отца! Господи, как же он ее ненавидит!
Со страхом он поднял на нее глаза. Лицо ее выглядело ясным и безмятежным. Непостижимая женщина! Такая чистая и безгрешная в белом платье с гладко причесанными, распущенными по плечам волосами. Хэм впервые видел ее с такой прической за все время ее замужества. В зеленых глазах крылась загадка.
– Бедный Хэм, – продолжала она, глядя на него. – Он потерял сознание, когда я сделала надрез на ране. Метался как безумный, стонал, говорил что-то непонятное. – Она улыбнулась Хэму сладчайшей улыбкой.
– Он устал, – произнес доктор Мэрфи. – Оставим его, пусть отдыхает.
Оставшись один в комнате, Хэм думал только о Келли и ничего не мог понять. Почему она солгала? И солгала ли? Может быть, тот эпизод – только плод его воспаленного воображения? Хэм знал, что мечты по своей силе и живости восприятия нередко превосходят реальность. Ему очень хотелось уверить себя в этом. Такое объяснение его устраивало. Постепенно уверенность крепла все больше и больше. Конечно, это был бред, из тех, что так часто мучили его в последнее время. Ослабевший, но благодарный судьбе, он откинулся на подушку и закрыл глаза, вознося молитву: «Прости меня, Господи, и дай мне силы противостоять искушению…»
Он повторял и повторял эти слова, пока, наконец, не заснул беспокойным сном. Его мучили кошмары.
Вот он лежит обнаженный на пушистом облаке, согретый кроваво-красным сиянием. Она, в шелковой ночной рубашке его матери, склонилась над ним. От рассыпавшихся по плечам волос исходит сияние. Губы раскрыты, зеленые кошачьи глаза вспыхивают ярким блеском при виде его восставшей плоти.
Пальцы ее расстегивают перламутровую пуговицу ночной рубашки. Одним быстрым движением она обнажает грудь и плечи, спускает рубашку на пол. Она стоит перед ним обнаженная, улыбаясь своей лисьей улыбкой. Хэм до этого никогда не видел обнаженной женщины. Он потрясен безупречной симметрией ее тела, гармонией его форм, плавно переливающихся одна б другую.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128