Тишина нарушалась лишь жужжанием мух в стойле внизу и его собственным хриплым дыханием.
Келли материализовалась из темного угла сеновала внезапно, как привидение, неслышно ступая босыми ногами. Остановилась над мертвым мужем в торжественном молчании.
Хэм осторожно поднялся на ноги, превозмогая жгучую боль внизу живота. Он бы, наверное, не удивился, если бы его внутренности вывалились на пол. Неужели он стоит над телом мертвого отца? Это действительно Божье провидение, что он остался жив.
– Он умер, – проронила Келли без всякого выражения, констатируя свершившийся факт.
Хэм прошел мимо нее, не говоря ни слова. «Господи, Боже правый, помоги! Господи, убей его! Сделай так, чтобы он умер…»
Келли нагнала его уже у лестницы, схватила за руку.
– Хэм! Ответь мне. Что ты собираешься делать?
Он заговорил безжизненным голосом:
– Позвонить доктору.
– В этом нет никакого смысла. Твой отец мертв. Я это знаю точно.
– Тогда в полицию. Я его убил.
– Ты с ума сошел! Это сердце. У него и раньше бывали приступы. Когда тебя укусила змея, ему стало плохо с сердцем. Он просто не хотел тебе говорить.
– Я молил Бога, чтобы он умер.
– Это не означает, что ты его убил. Он погиб из-за своего дикого темперамента.
– Преступление может совершаться не только на деле, но в мыслях и в сердце. Я убил его в своих мыслях.
– Какая чепуха! И вообще эти разговоры ни к чему не приведут. Послушай, нам ведь придется рассказать о том, как все это произошло. В таких случаях – я имею в виду в случае внезапной смерти – обычно проводится дознание.
– Как это произошло? – Хэм пожал плечами. – Мы знаем, как это произошло. Тут и выдумывать нечего.
Он начал спускаться по лесенке, Келли за ним. Один раз он обернулся, поднял глаза, увидел ее ноги под юбкой – и ничего не почувствовал.
Сойдя с сеновала, он быстрыми шагами пошел по траве к дому. Келли держалась за его руку, не отставала. По пути придумывала истории для следователей и соседей.
– Можно так: вы с ним работали на сеновале после обеда. Это вполне правдоподобно: я сама слышала, как он говорил, что вы сильно запаздываете с уборкой сена. Вон, смотри, в телеге у амбара осталось сено со вчерашнего дня. Ну вот. Там наверху очень жарко, а он перед этим плотно пообедал. С мужчинами его возраста это случается сплошь и рядом. Он упал замертво, прямо с вилами в руке. Ты меня понимаешь, Хэм?
Он смотрел на нее новыми глазами. Что-то внезапно пришло ему в голову.
– А зачем он вдруг пошел в амбар? Я слышал, как он храпел у себя в комнате, как раз когда я выходил из дома. С какой стати он пошел в амбар?
Глаза ее, превратившиеся в узкие щелочки, смотрели настороженно.
– Трудно предугадать поступки других людей. А твой отец вообще был непостоянным в своих привычках.
– Сколько я себя помню, он всегда спал по воскресеньям, часа по два, не меньше. – Хэм в задумчивости рассматривал ее.
– Уж не думаешь ли ты, что я сказала ему о том, что собираюсь переспать с тобой на сеновале?
– Знаешь, мачеха, я теперь, кажется, и не такому смог бы поверить. – Он не сводил с нее пристального, холодного взгляда.
– Мачеха? – испуганно повторила Келли. – Что еще за шутки?
Хэм начал размеренно декламировать:
Да, убийство из убийств,
Как ни бесчеловечны все убийства.
– Призрак отца Гамлета… – прищурилась Келли.
– Призрак моего отца.
Часть вторая
ЖЕСТОКОСТЬ И НАСИЛИЕ
Прошел год и четыре месяца со дня последних похорон на кладбище Найтов. Те же самые люди стояли тогда, съежившись на весеннем ветру, в то время как пастор Сол Уильямс произносил слова заупокойной молитвы над гробом Аманды Найт.
Сейчас солнце светило ярче, леса вокруг кладбища полнились пением птиц, жужжанием насекомых, звуками и шорохами. В лесах кипела жизнь. Она заполняла собой зрение, слух, обоняние.
На этот раз в гробу лежал Натаниэль Найт, а Келли Хилл стояла у изголовья гроба, на семейном участке Найтов, отделенном от всех остальных могил позеленевшей медной оградой.
Хэм, молчаливый, с сухими глазами и пустотой в сердце, смотрел на заброшенный участок Тома Хилла и ясно представлял себе Келли – такой, какую увидел тогда. Нереальную, сказочную фею, с золотистыми волосами, бледной кожей и сверкающими зелеными глазами.
Келли была в трауре; вуаль, которую она надевала на свадьбу, только перекрашенная в черный цвет, скрывала лицо. Сегодня она не сказочная фея, а ведьма в черном. Черная вдова.
Глаза ее под черной вуалью вбирали в себя все происходящее. Губы священника двигались, произнося слова молитвы:
Да простится то зло, которое мы могли причинить ему по своему неведению, в житейской суете.
Не оставь же его в своих милостях, озари его своим светом…
О Господь всемогущий, мы верим в тебя.
Не дай же нам разувериться,
Не дай нам гореть в аду.
Именем Иисуса…
Аминь.
По воскресеньям после службы Нат и Келли обычно задерживались у выхода из церкви, чтобы обменяться приветствиями с преподобным отцом, и тот всегда брал ее руку и поглаживал своими холодными костлявыми пальцами, облизывая при этом тонкие губы.
– Воистину Господь благословил тебя, Натаниэль. Аминь, – хором пропели пришедшие проводить Натаниэля Найта в последний путь.
Тучная Сьюзан Кэмпбелл повисла на руке мужа, рыдая в голос. Пожалуй, ее горе искреннее, решила Келли, однако горюет она не столько о Нате, сколько о себе самой. Когда умирает кто-нибудь из сверстников, сразу задумываешься о том, что недалек и твой конец.
Алва и Рена Ламберт в траурных одеждах выглядели как два огородных пугала. Рена ежеминутно прикладывала к глазам черный кружевной платочек, демонстративно промокая несуществующие слезы.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128