Земля, деньги, два больших дома, причем один из них особняк, который подошел бы любому из здешних богачей. У тебя есть свой собственный город, пусть и не такой, в какой ты хотела его превратить. У тебя есть даже собственное кладбище. Нет, я говорю не о кладбищенском участке Найтов. Я имею в виду Найтсвилл. Ты же похоронила себя здесь». Но он не говорил ничего этого: щадил ее.
За первый год службы в ВВС Нат написал им четыре письма. Первое начиналось так:
«Дорогие мама и Хэм!
Я пока не могу думать о тебе как об отце. Боюсь, что никогда не смогу. Сейчас мне не хотелось бы обсуждать открытия, сделанные вами в тот последний вечер, даже вспоминать об этом не хочется: слишком больно. Теперь я понимаю, почему ты бежал от правды, Хэм. Честно говоря, я хочу как можно дальше отделиться от вас обоих. Я бы предпочел и писем не писать, но ты, Хэм, показал мне, как это жестоко и эгоистично: полностью разрубить все связи с теми, кто тебя любит. Я знаю, мама, ты любишь меня. И ты тоже, Хэм. Я, со своей стороны, не чувствую к вам ненависти за то, что вы совершили в прошлом. Я вообще ничего не чувствую. Наверное, оцепенение от шока еще не прошло. Ну а пока я веду дневник. Начинается он с самого детства, с того, что я могу припомнить. Фактически он начинается еще до моего рождения. Отрывочные разговоры, сплетни, воспоминания, услышанные от мамы, Хэма, Брюса, Крис, даже от чужих людей. Найтов и Мейджорсов достаточно хорошо знают в округе Саратога. Не раскрывая себя, я собрал довольно интересную информацию об этих двух кланах. Кое-что, вероятно, выдумки, однако в большинстве случаев правду легко отделить от вымысла. Мне нравится служить в воздушных войсках. Не думаю, чтобы по складу характера из меня получился хороший пилот, поэтому я решил стать штурманом. Математика мне всегда хорошо давалась, а работа эта очень интересная. Все равно, что разгадывать головоломки, а это у меня тоже хорошо получалось. Наверное, надо отредактировать свои беглые записи. Постараюсь вести дневник более аккуратно с литературной точки зрения».
Несколько недель подряд Келли восторгалась по поводу письма.
– Я же говорила тебе, Хэм. Он нас простил. Я знала, что он простит. Он любит меня так же, как и я его. Мать и сын связаны неразрывными узами.
Хэм молчал.
Келли писала сыну каждый день, а по воскресеньям даже по два письма.
– О чем ты ему пишешь? – удивлялся Хэм.
– О, лью воду на его мельницу. Поставляю материал для его дневника. На прошлой неделе я написала десять страниц – свои воспоминания о сиротском приюте.
Хэм засмеялся.
– Ты веришь, что он поместит их в своем дневнике?
– Это не совсем дневник, как я поняла. Скорее записки, история семьи.
Хэм вздохнул.
– В таком случае я очень надеюсь, что, в конце концов, он их сожжет, ради нашего общего блага.
Последнее письмо, которое они получили от Ната, прежде чем его отправили на фронт, страшно расстроило Келли. Чего стоил один вид зловещего номера воинской части в левом верхнем углу конверта. Содержание письма подтвердило ее опасения.
«Мы не знаем, куда нас пошлют, но, скорее всего, в самую гущу военных действий. Африку ее оккупировали, так что первой нашей остановкой, вероятнее всего, будет Европа».
Один абзац привел Келли в полную растерянность, хотя и по другому поводу.
«Есть одна девушка… Я с ней встречаюсь и очень высоко ее ценю. Думаю, и вы отнесетесь к ней так же, когда увидите ее. Будущим летом она собирается провести неделю на озере Джордж. Обещала заехать к вам по дороге туда».
Келли нахмурилась, закусила губу, постукивая пальцами по колену.
– Девушка… Интересно, где он мог с ней познакомиться?
– Скорее всего, одна из тех, что развлекают, солдат в кафе. Они набираются на эту работу добровольно.
– Знаю я, что за девушки добровольно идут на такую работу. Может, это и к лучшему, что Ната отправляют оттуда, – вырвется из ее когтей.
Наступило и прошло лето. Роковая женщина, представлявшая, по мнению Келли, опасность для ее драгоценного сына, не выполнила обещания, не появилась в Найтсвилле. Нат больше не упоминал о ней в своих письмах из Англии.
«Я теперь полноценный штурман. Обратите внимание на звание: младший лейтенант Натаниэль Найт. Не могу рассказать вам, в чем заключается моя работа, это военная тайна. В основном мои обязанности состоят в том, чтобы наши бомбардировщики долетели до цели и обратно…»
Летом 1944 года здоровье Келли начало стремительно ухудшаться. Хэму показалось, что за одно лето она постарела больше, чем за предыдущие двадцать лет. Он видел в этом некую форму высшей справедливости. Ее молодость и красота подпитывались окружавшими ее людьми, как ее тело, мозг и душа. Она цвела, в то время как Найтсвилл угасал. Теперь она увядала, а город снова возрождался к жизни.
Возмездие? Высшая кара?
Медицинский диагноз оказался гораздо более прозаичным. Как-то Хэм, вернувшись домой, застал ее скрючившейся на полу в кухне, в крайней степени отчаяния. В течение трех дней ее обследовали в клинтонской центральной клинике. Результаты рентгеновских снимков и анализов не оставляли никаких сомнений: рак желудка в последней стадии. Доктор сказал Келли, что у нее язва, и Хэм подтвердил эту ложь. Однако им не удалось обмануть Келли. Болезнь не ослабила ее способность проникать сквозь слова и маски, за которыми окружавшие пытались скрыть свои мысли.
– Я не умру, пока не вернется мой сын. Хочу, чтобы он своим прощением и любовью осветил и согрел мой холодный темный путь в вечность.
Хэм ей поверил. Доктор считал, что ей осталось жить не больше четырех месяцев, она прожила еще шесть. Вернее, просуществовала.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128