Старая королева обернулась к двум камергерам, которых вы сейчас назвали, и спросила: «Что вы думаете об этом солдате? Он, кажется, нам может пригодиться!» Потом она подошла ко мне и сказала: «Приходите, как только сможете незаметно уйти. Я скажу, что вы должны сделать. А пока обдумайте хорошенько, согласны ли вы перейти совсем на нашу сторону, потому что надо ведь одному кому-нибудь служить». Я поклонился и намекнул, что не будет вреда, если я пока не буду снимать своего мундира. Старая королева улыбнулась и заметила, обращаясь к герцогу: «Хитрая молодая лисица!»
— Видно, они тебе не совсем еще доверяют. Когда пойдешь к ним во второй раз, то постарайся опутать их, как надо, и заставь высказаться пояснее.
— Уверяю вас, папа Калебассе, они явно рассчитывают на меня, чтобы свергнуть кардинала. Я понял это из их намеков.
— Может быть, может быть, сынок! Ты к старику идешь?
— Надо иногда показываться.
— Важный господин стал! Кто бы мог подумать, что из тебя такое' выйдет? Смотри, не болтай только много в гостинице, понимаешь? Ну, пойду, мне пора.
Жюль Гри поклонился фруктовщику и пошел, насвистывая, к гостинице, а папа Калебассе направился в резиденцию Ришелье.
Ему хотелось поскорей сообщить кардиналу все им виденное и слышанное. Эти сведения казались ему столь важными, что он, приняв деловой вид, важно прошел мимо камердинеров и лакеев.
В приемной, по обыкновению, было много знати из свиты Ришелье.
И мимо них папа Калебассе прошел с самоуверенностью, которую ему придавал титул «любезного друга».
Но у самых дверей рабочего кабинета к фруктовщику подошел камердинер.
— Его эминенции нет дома, — вежливо сказал он.
— Нет дома? Но я по делу, которое нельзя откладывать! Где его эминенция?
Камердинер смущенно улыбнулся и замялся.
— Мне непременно нужно знать, непременно, — продолжал Калебассе, — ему грозит опасность!
Камердинер счел невозможным скрывать дольше.
— Его эминенция у мадемуазель Ланкло, — сказал он.
— Ланкло… Ланкло… — повторил папа Калебассе. — Кто такая мадемуазель Ланкло и где она живет?
Камердинер, хотя и понимал, что фруктовщик не знает мадемуазель Нинон де Ланкло, известной всем знатным вельможам своей очаровательной красотой, но удивился, что Калебассе ничего не слыхал о ней.
— Разве вы и по имени не знаете мадемуазель? — спросил он.
— Нет. Где она живет?
— На улице Вивьен, 3.
— Нинон Ланкло — Повторил, чтобы не забыть, папа Калебассе, мысленно удивляясь, как это кардинал в такое позднее время сидит у девицы. Впрочем, тут, вероятно, какой-нибудь политический интерес, как знать!
Он сейчас же отправился на улицу Вивьен, она была очень близко. Там, в доме № 3, жила двадцатидвухлетняя Нинон де Ланкло, одна из известнейших красавиц того времени.
Нинон де Ланкло, дочь благородных родителей, появилась на свет в Париже. Нинон ее прозвали после смерти родителей, когда их единственная пятнадцатилетняя дочь осталась полновластной хозяйкой дома.
Нинон получила прекрасное образование, была умна, остроумна и любезна в обращении. Вскоре имя ее прогремело во всех кругах французского общества.
Вместе с умом развивалась и ее красота, везде только и говорили о прелестной, очаровательной Нинон, окруженной толпами поклонников всех возрастов и положений.
Но прекрасная Нинон вовсе не имела намерений выйти замуж за кого-нибудь из претендентов на ее руку и связать себя на всю жизнь. Нет, ей дороже всего была ее золотая свобода. Она решила не надевать на себя никаких цепей и полюбить только того, кто ей понравится, и то до тех только пор, пока он будет достоин ее любви.
Мысль очень эгоистичная, но Нинон не изменяла ей до старости. Но кто мог упрекнуть ее в этом?
Она, наверное, сделала бы очень несчастным своего мужа, словно бабочка она порхала с цветка на цветок и была ветренее всякого Дон-Жуана. Не связывая себя замужеством, она, по крайней мере, одна принимала на себя все удары, которые преподносили ей судьба и то положение, которое она занимала в обществе.
В одном можно было упрекнуть эту женщину, она завлекала множество юношей и развращала их, хотя в то время во Франции и без того нравственность стояла на довольно низком уровне.
В числе многочисленных обожателей, удостоившихся расположения Нинон, был и Ришелье. Он был чуть ли не первым, а за ним последовал целый ряд знатнейших имен Франции.
Уже далеко не первой молодости она подарила своим расположением аббата Гедеона и Шатонеф. Всех ее поклонников, постоянно или временно пользовавшихся ее любовью, не перечесть.
Эта женщина вплоть до смерти была окружена обожанием.
Чтобы дать понятие об уме и красоте Нинон, надо сказать, что самые умные и интересные мужчины того времени считали большой честью бывать у нее в гостиной.
К ней приезжали поэты и ученые читать свои произведения и спрашивать ее совета. Придворная молодежь посещала собиравшееся у нее общество, чтобы развить вкус и дополнить светское образование.
Скаррон читал ей свои романы, Сент-Эбремон — свои стихи, Мольер — свои комедии.
Христина, королева Шведская, приехав в Париж, посетила только Нинон и Академию.
Как все женщины, она даже в старости, не хотела ничего слышать о своем возрасте.
— Да, моя дорогая Нинон, — сказал ей один раз Людовик XIV, — мы стареем!
— Виновата, ваше величество, — ответила она с обычной находчивостью, — мы с вами никогда не состаримся, а только сделаемся старше.
Король улыбнулся и кивнул головой в знак согласия.
Ришелье, как мы уже говорили, принадлежал к числу первых поклонников знаменитой красавицы.
К ней-то и шел папа Калебассе в поисках кардинала.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122