— Я убежал с корабля рижских немцев, а ты хочешь удрать с собственного корабля,— сказал капитан, придавая своим словам оттенок отеческого укора.
— Когда ты бежал с корабля, ты ведь не ходил, как мы вот, к капитану за разрешением...
— Вы, значит, решили, что облагодетельствуете меня, рассказав о своей затее!
— Нет, при чем тут благодетельство... Но... мы рассказали об этом другим ребятам и штурману — они согласны и думают, что в крайнем случае смогут и без нас довести судно до Петербурга,— снова ответил за обоих Сандер.
— Иди кликни ко мне штурмана!— приказал капитан.
Вскоре штурман вместе с обоими матросами стоял перед застывшим на койке капитаном.
— Ты разрешил матросам сбежать на «Целебес»? — спросил капитан спокойно, но подчеркивая каждое слово.
— То есть как разрешил?! Чтобы не было недоразумений, я послал их за разрешением к тебе,— защищался штурман.
— А ты кто такой, что пускаешься с матросами в рассуждения о таких противозаконных делах,— корабельный офицер или юнга?
— Мы оба начинали юнгами, никто из нас не родился с капитанскими бумагами на руках.
— Я не о том, кем ты был, а кто ты есть теперь! Каждый день может вспыхнуть война с Японией. Если мы разрешим двум парням, подлежащим рекрутскому набору, сбежать с корабля, на корме которого развевается флаг Российской империи, попаду под суд не только я, но и ты.
— А разве лучше послать ребят на смерть?— откровенно спросил штурман.
— На смерть? Отчего же на смерть? Башковитый парень придет и с войны цел и невредим, грудь в медалях. Пусть парни, если это нужно, повоюют за свое отечество. А если не нужно — пусть удирают, но только не с моего корабля.
— Что за чертово отечество! Господское отечество!— резко перебил Тыниса молчавший до сих пор талистереский Яэн.
— Господское отечество!— передразнил парня капитан. В лицо его ударила кровь, и он гневно поднялся.— Господское отечество! А ты сам где же родился — на луне, что ли? Шкуру бережешь, боишься войны, хочешь чужими руками жар загребать! Трус ты — вот ты кто!
— Повоюем и мы когда-нибудь, когда начнется война для нашего брата,— обронил талистереский Яэн.
Капитан оторопел — не столько от этих слов, сколько от брошенного, словно невзначай, исподлобья волчьего взгляда молодого матроса.
— Для вашего брата?! Что же это за ваш брат? Красные, что ли? Начинаешь у меня на «Каугатоме» революцию разводить? Поберегись, парень, пока вожжи еще в моих руках.
В каюте наступила тишина. Некоторое время был слышен только плеск волн о глубоко сидящие борта загруженного до отказа парусника. Тишину нарушил капитан. Он два раза молча прошелся по каюте и наконец остановился напротив штурмана.
— Ну, а ты, Танель, стал адвокатом людей, которые отреклись от своей родины? У тебя спина очень чешется, что ли? У меня она, право, не чешется.
— Зачем ты этак, капитан,— сказал штурман примирительно.— Мы, моряки, знаем ведь... что это за отечество для трудового человека и... какая простому солдату польза от войны. Это только помещики, генералы и офицеры гонятся за почестями, ну и фабриканты получают прибыль от государственных подрядов, а народ... Много ли народу
возвращается после войны домой с целой шкурой и с медалями? Повара, писаря да некоторые чиновники — про начальство я уже не говорю. Солдаты, те, кто не обрел в бою вечную родину, приходят кто на костылях, кто без руки. Нам с тобой трудно разрешить парням уйти, но Сандер вроде как племянник тебе, он тоже помогал строить корабль и вложил в него свой пай... Я думаю, что если бы втихомолку поставить это дело на решение общего собрания каугатомаского товарищества, большинство разрешило бы парням перейти на другое судно...
— Убирайся ты к черту со своим общим собранием! Пока я капитан «Каугатомы», никто из людей не ступит ногой на берег до прихода в Петербург! И запомни: именно ты, штурман, отвечаешь за выполнение моего приказа.
Капитан опустился на стул лицом к столу, спиной к присутствующим, дав этим понять, что разговор окончен, и штурман с матросами вышли.
— Общее собрание! Чертово собрание! Я вам покажу общее собрание! — пробормотал капитан вслед ушедшим и взял из ящика письмо Анете. Вот так сама жизнь невольно толкает его к Анете.
Наутро, когда выяснилось, что талистереский Яэн все же исчез с корабля, курс личной жизни капитана Тыниса Тиху еще резче склонился к богатой вдове. Сандер был на месте, но Яэн исчез. Никто не знал, когда и как он удрал. Шлюпка еще вчера была поднята на палубу.
— Быть может, пискуроотсиский Лаэс ночью тайком увез Яэна на шлюпке «Целебеса»,— предположил Сандер.
Покусывая верхнюю губу, капитан долго всматривался прищуренными глазами в Сандера и старого штурмана. Тынис Тиху не буйствовал, но весь рейс от Ставангера до Петербурга он срывал свою злость втихомолку — и тем ощутительнее для всей команды. Везде он искал и находил поводы к придирке и не давал матросам покоя ни днем ни ночью. То концы были неладно связаны, то не по его вкусу сращены тросы, то паруса поставлены неумело, то палуба недостаточно чиста, то у кока камбуз не в порядке. А однажды, когда Сандер в вахту самого капитана нечаянно уклонился от курса на полрумба, рука капитана едва не поднялась для удара. В последний миг он одумался, с руганью прогнал Сандера от штурвала и сам держал курс, пока не примчался другой рулевой матрос.
— Все боялись, что котерман заберется в корабль, а он и в самого старика забрался!— говорили матросы.
И Сандер жалел, что не сбежал с корабля вместе с Яэном.
У него, правда, были свои причины остаться на «Каугатоме».
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135