Это виды боли. Проходит время, много времени, неделя или год, пока я
начинаю различать признаки жизни рядом с собой. Это голоса, раздающиеся
где-то в вышине.
- На этот раз не выплывет...
- Выплывет, не бойся. Не сунешь гаду свинцовую пломбу - обязательно
выплывет.
- Не выплывет, Ал. Он готов.
- Выплывет, Боб. Что гад, что собака, одинаково живучи.
Через неделю - или через год? - я начинаю понимать, что второй голос
был ближе к истине: кажется, я в самом деле возвращаюсь к жизни, потому
что ощущения, то есть разновидности боли, становятся отчетливее. Лицо так
отекло, что я не могу как следует открыть глаза, но все-таки ясно: глаза
пока на месте.
Наверное, я подаю признаки жизни в неподходящий момент, над моей
головой тут же разгорается уже знакомый спор: выкинуть меня или дать еще
немного разжиреть. А еще через несколько дней наступает следующий этап.
- Это уже нахальство, сэр! - заявляет рослый Ал, появляясь в дверях.
- Мы вам не лакеи! Извольте ополоснуть рожу и одеться - вас ждет шеф.
Я подчиняюсь. Но на этот раз операция "подъем" затягивается. У меня
так кружится голова, что я не могу встать, а когда все-таки встаю, тут же
грохаюсь на пол.
- Не валяйте дурака! - рычит горилла, подхватывая меня мощными
лапами. - Слышите, вас требует к себе шеф!
В конце концов мне каким-то образом удается встать на ноги и даже
сделать несколько шагов, держась за стенку. Холодная вода освежает меня.
Бросив беглый взгляд в зеркало, я вижу обезображенное лицо с потухшим
взглядом и жесткой трехнедельной щетиной. Не мое лицо. Возвращаюсь к
матрацу и приступаю к мучительной процедуре одевания.
- Ага, значит, второе воскресение из мертвых! - почти радушно
восклицает человек с огненным лицом и рыжими волосами, увидев меня на
пороге уютного викторианского кабинета.
Он встает из-за стола и делает ко мне несколько шагов, словно хочет
удостовериться, что воскресение действительно свершилось.
- Я не буду вашим швейцаром, мистер... мистер... - доносится до меня
глухой голос, наверное, мой собственный.
- Мистер Дрейк, - подсказывает хозяин.
Но я уже сказал все, что хотел сказать, и стою, где был, в двух шагах
от двери. Стою и молчу, не отрывая глаз от ковра.
- М-да-а... - рычит рыжий. - Вы несколько торопитесь с деловой частью
беседы. Сначала сядьте.
- Я не буду вашим швейцаром, мистер Дрейк, - повторяю я, не обращая
внимания на его слова.
- Спешите, друг мой, спешите, - добродушно бормочет хозяин. - Если и
я стану так торопиться, то, чего доброго, опять передам вас Бобу и Алу для
обработки. А вы, наверное, хорошо понимаете, что новой обработки вам не
пережить.
- Вы можете меня изничтожить, но вашим швейцаром я не буду, - говорю
я в третий раз, не повышая голоса.
- Изничтожить? Верно, такая мысль у меня была. Но это всегда
успеется. Препятствий к этому нет. Так что послушайте меня: не будем
торопиться. Сначала сядьте, а если придется вас раздавить, то я это
сделаю.
В добродушном рыке появилась чуть заметная угрожающая нотка. Льва
можно дразнить, но только иногда и в меру. Пожалуй, мне в самом деле лучше
сесть, тем более что я еле держусь на ногах.
Я опускаюсь в мягкое плюшевое кресло и жду продолжения. Наверное,
мистер Дрейк успел нажать невидимую кнопку, и, наверное, Ал был заранее
предупрежден, потому что дверь распахивается, и он торжественно вплывает в
кабинет, катя перед собой бар на колесиках. Рыжий небрежно машет ручной
горилле - мол, выметайся - и начинает возиться со стаканами и бутылками.
- Знаете, в последнее время я мало пью, не больше двух пальцев в час,
- поясняет он между делом. - Но вы понимаете, что когда у меня гости...
Возможно, он забыл, что уже объяснял мне все это; но он не забывает
вместе со стаканом предложить мне ониксовую шкатулку с сигаретами.
- Курите... устравайтесь поудобнее... вообще чувствуйте себя как
дома, друг мой. Здесь вам ничто не угрожает.
Я закуриваю и отпиваю глоток виски. Потом все также несговорчиво
заявляю:
- Угрожает или нет, мне наплевать. Вашим швейцаром я не буду.
Рыжий, достав из кармашка длинную сигару, медленно снимает с нее
целлофановую упаковку. Потом все так же медленно обрезает кончик и
закуривает.
- Да-да... Это я, кажется, уже слышал... - кивает он и направляет мне
в лицо густую струю дыма. Невзирая на все мои грубости, настроение у
хозяина явно отличное, что заметно по голосу. Низкому и хриплому - такому
хриплому, что при наличии остальных данных мистер Дрейк мог бы стать
достойным преемником незабвенного Армстронга.
Мы молчим и курим, рыжий наливает новую дозу виски и делает глоток
для проверки - тот вкус или нет, - а потом заявляет:
- Рискуя лишить вас любимого припева, должен сообщить, что место
швейцара уже занято. Даже если бы вы и согласились его занять, это
невозможно. Вы также знаете, что добраться до посольства не сможете - путь
к нему нелегкий, особенно для человека с вашим хрупким здоровьем. Словом,
ваши шансы на спасение, дорогой друг, равны нулю.
- Мне это безразлично.
- Лицемерите, дорогой друг, лицемерите! Ни одному человеку не все
равно, будет он жить или умрет. Никогда! Это я знаю по себе.
- Ничего вы не знаете, - весьма невежливо бросаю я. - Если бы вас
обработали так, как меня, то вы бы поняли, что ничего не знаете.
- Меня обрабатывали, мой друг, и не раз, - говорит он и хрипло
смеется. - Старина Дрейк прошел огонь и воду, поверьте.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93