Эта ложь, однако, преследовала вполне определенную цель, позволяя старшему Маниакису сказать то, что требовалось, не прибегая к нелюбимой им цветистой риторике. — Вы оказали всему моему роду великую честь, предложив мне корону империи. Что ж, отлично! Автократор Маниакис готов служить Видессии!
— Слава Маниакису победителю! — вскричал Курикий, а его спутники дружно подхватили приветственный клич. К их возгласам тут же присоединилось большинство слуг; некоторые, охваченные возбуждением, даже пустили петуха. Бедняги наверняка давным-давно втайне мечтали променять скромную жизнь в Каставале на ослепительную роскошь Видесса.
Старший Маниакис поднял руку. Возгласы смолкли. Он снова кашлянул раз или два — старая привычка, выдававшая посвященным его намерение обвести кого-нибудь вокруг пальца.
— Сегодня днем я уже сказал вам, высокочтимые господа, что вовсе не уверен, имеется ли у меня хоть малейшее желание стать Автократором. Остаток дня я провел в размышлениях, результат коих сообщил вам перед началом ужина: я решительно не намерен претендовать на роль императора. Но я также не могу отрицать, что Генесий, этот гнойный нарыв на заднице Видессии, давно созрел. Его пора вскрыть. А потому, друзья мои, я все же дарую вам Автократора Маниакиса. Вот он! — И губернатор торжественно указал на своего сына.
Как только старший Маниакис сел, из-за стола уверенно поднялся младший. Он знал, что этого решающего момента не миновать. Но знать — одно, а пережить — совсем другое. Испытующие взгляды вельмож казались ему острее боевых мечей. Сановники в основном были заметно старше его, имели куда более богатый жизненный опыт. Некоторые из них наверняка попытаются управлять им — чтобы через него править империей. И скорее всего, подобные мечты лелеют как раз те, от кого менее всего можно этого ожидать, ибо именно такие люди являются самыми непревзойденными лицемерами.
Младший Маниакис скорее предпочел бы столкнуться в открытом бою с наводящей ужас кавалерией макуранцев, с их конями и всадниками, закованными в сверкающие железные доспехи, чем постоянно иметь дело с неискренними, скрытными, уклончивыми в ответах царедворцами. Но если он не сумеет подчинить себе их, к чему питать надежды, что он сможет управлять Видессией?
— Если Фос не совсем оставил своими милостями нашу империю, — начал речь младший Маниакис, — то он обязательно даст Видессии правителя, который сумеет покончить с разъедающими государство междуусобицами, который вернет нам города и провинции, вероломно захваченные Царем Царей Макурана; который сможет обуздать орды свирепых наездников из степей Кубрата. Решить любую из этих задач будет невероятно трудным делом. Решать все три одновременно… Надеюсь, благой и премудрый сделает так, чтобы Видессию минула чаша сия. Я же совершу все, что в моих силах, дабы спасти империю, не дать ей пасть под ударами врагов, угрожающих ей ныне извне и изнутри.
Конечно, эта речь была не из тех, после которых люди, обнажив мечи, с неистовыми криками бросаются в бой, — слишком велики, почти необозримы были трудности на предстоящем пути; они не оставляли места для зажигательных речей. Если бы младший Маниакис уже сидел на троне Видессии, он бы твердо знал, как действовать дальше. К сожалению, стремиться к трону и взойти на него — далеко не одно и то же.
Сановники выслушали слова младшего Маниакиса в глубоком, почтительном молчании. Его совсем не удивило, когда Курикий, дождавшийся, пока он закончит, первым вскричал:
— Слава Маниакису Автократору, победителю!
Заранее было понятно, что будущий тесть первым попытается использовать в своих интересах грядущее восшествие своего зятя на трон. Но остальные вельможи не замедлили присоединиться к казначею. Воодушевление их казалось неподдельным. Если, конечно, судить об искренности людей по тому, насколько громко они выражают свой энтузиазм.
Младший Маниакис высоко поднял свой кубок:
— За Видессию! — Он залпом осушил серебряный сосуд.
— За Видессию! — хором вскричали все присутствовавшие — столичные нобли, члены семьи и слуги. Интересно, спросил себя младший Маниакис, многие ли из них, произнося тост за империю, произносят его в первую очередь за себя?
* * *
На столике рядом с кроватью Ротруды неярко горел ночник. Из соседней комнаты доносилось мирное посапывание Таларикия. Двери между комнатами никогда не запирались — обстоятельство, иногда повергавшее Маниакиса в смущение. Он никак не мог привыкнуть к тому, что малыш, которому вдруг захотелось на горшок или просто спросонок, в поисках родительской ласки, порой появлялся в их спальне в самый неподходящий момент.
Ротруда же воспринимала такие вторжения как должное. По ее рассказам, в стране халогаев большие семьи зачастую жили в одной комнате и интимное уединение, привычное для видессийцев, им было несвойственно. Ей самой стоило больших трудов усвоить этот обычай.
Сейчас она сидела на краю кровати, расчесывая свои тяжелые золотые волосы, поблескивающие в свете ночника. Пламя слегка дрожало; игра света и тени подчеркивала паутинку мелких морщинок в углах ее рта и у глаз — Ротруда была ровесницей Маниакиса.
Но вот она положила гребень с костяной ручкой на столик. Пламя ночника взметнулось, словно вспугнутое ее движением, и быстро успокоилось. Не изменив сосредоточенного выражения лица — оно всегда бывало таким во время причесывания, — Ротруда полуобернулась к Маниакису:
— Ты женишься на дочери Курикия, если вам удастся выиграть сражение за Видесс, да?
Маниакис задумчиво потеребил губу.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177