— Но у меня так мало хороших военачальников! Цикаст, если и командует воинами сегодня, то в стане врага, а Парсманий… — Он не стал продолжать. Душевная рана, нанесенная ему братом, еще не затянулась. И вряд ли когда-нибудь заживет окончательно.
— Я действительно был когда-то военачальником, и даже неплохим, клянусь Господом нашим! — снова засмеявшись, согласился Симватий, который отличался от старшего Маниакиса добродушно-веселым, легким нравом. — Впрочем, мне и сейчас рановато на погост! Во всяком случае, я попытаюсь это доказать.
Маниакис, в свою очередь, надеялся, что у Симватия хватит здравого смысла не ввязываться в рукопашную с номадами, большинство из которых втрое моложе его. Но вслух он этого не сказал, опасаясь лишь раздразнить дядю и добиться обратного результата.
Небольшие городки, виллы и имения столичных сановников, расположенные неподалеку от Видесса, сулили неплохую поживу участникам любого грабительского набега, осмелившимся вторгнуться так далеко на юг. Кубраты осмелились. Первый раз войско Маниакиса столкнулось с ними вечером того же дня, когда видессийская армия покинула столицу.
Когда разведчики примчались назад, чтобы сообщить новости, Маниакис первым делом спросил:
— Вы уверены, что мы не попадем в засаду?
— Ни в коем случае, величайший, — ответил один из всадников. — Варвары, я думаю, их там сотни две, нас даже не заметили. Они слишком заняты: грабят деревушку, в которой остановились. Перед деревушкой большое поле, устроить засаду невозможно.
— Отлично. В таком случае мы нанесем удар. — И Маниакис пристукнул кулаком по прикрытому кольчугой бедру. — Молот и наковальня! — добавил он, многозначительно взглянув на дядю.
— Точно! — ответил тот. — Именно так мы проведем нынешнюю кампанию, верно?
Симватий отдал приказания командирам полков, находившихся под его началом. Из опасения насторожить врагов на сей раз сигнальные горны молчали. Полки Симватия отделились от основных сил, двинувшись на северо-запад, чтобы по длинной дуге обогнуть деревушку, в которой развлекались грабежом номады.
Маниакис отдал главным силам распоряжение выждать полчаса, а затем приказал двинуться вперед. Следуя за разведчиками, его войско быстро приблизилось к селению, захваченному кочевниками, и развернулось так, чтобы нанести удар с юго-востока.
Все получилось даже лучше, чем он ожидал, поскольку роща миндалевых деревьев до последнего момента скрывала от кубратов передвижение видессийских войск. Тревога среди кочевников поднялась лишь тогда, когда первые ряды неприятельской конницы показались на опушке рощи. Испуганные крики номадов прозвучали в ушах Автократора сладостной музыкой. Он выкрикнул последний приказ, на сей раз подхваченный серебристыми звуками горнов.
Большинство Кубратов оказались спешенными. Некоторые, дожидаясь своей очереди, стояли вокруг не успевшей скрыться несчастной женщины, которая испускала страшные вопли. Номад, лежавший на ней, вскочил на ноги, бросился к своему степному коньку, но запутался в собственных штанах и упал. Когда он поднимался, его пронзила стрела. Варвар закричал даже пронзительней, чем бедная женщина. Затем в его груди выросли две новые стрелы; кочевник осел на землю, дернулся пару раз и затих.
В сторону видессийцев тоже полетели стрелы, но их было немного. Номады, которые уже находились в седле, и те, кому удалось добраться до своих коней, помчались прочь так быстро, как только могли.
— В погоню! — скомандовал Маниакис. — Нельзя позволить им помышлять ни о чем, кроме бегства!
Кубраты ни о чем другом и не помышляли. Основная часть кочевников мчалась, опережая своих преследователей, поскольку их доспехи из толстой кожи были заметно легче железных кольчуг видессийцев. Но не прошло и нескольких минут, как вновь раздались звуки горнов. Отсекая все пути к бегству, прямо перед кубратами появились новые видессийские воины. Испуганные крики номадов сменились воплями ужаса: спасаясь от конницы Маниакиса, они наткнулись на боевые порядки конницы Симватия.
Попав в ловушку, кубраты сражались отчаянно, но вскоре были разгромлены наголову. Маниакис надеялся, что удалось перебить всех кочевников до последнего, хотя и понимал, что это маловероятно. Скорее всего, двоим-троим удалось-таки ускользнуть, а значит, вскоре остальные воины Этзилия узнают, что Автократор выступил против них в поход.
Маниакис понимал: выигранную схватку нельзя назвать большим успехом. Но видессийская армия так давно не одерживала побед, что даже крошечная удача воодушевила воинов; они чувствовали себя так, словно по меньшей мере взяли Машиз. Этим вечером они сидели вокруг лагерных костров, пили терпкое вино и, перебивая друг друга, возбужденно обсуждали происшедшее, хотя большинству из них даже не удалось толком поучаствовать в схватке.
— За молот и наковальню! — провозгласил Симватий, поднимая глиняную кружку. Маниакис поднял свою, и они выпили до дна.
Камеас пытался отправить с обозом немного лучшего выдержанного вина, но на сей раз Автократор решительно воспротивился. В походе следует пить только такое вино, от которого перехватывает дух и сводит скулы.
— Я думаю, нам надо проделать подобный фокус еще раза три, — сказал Маниакис. — Если удастся… — Окончание фразы повисло в воздухе. Злой рок нанес империи уже немало ударов, и Автократору не хотелось искушать судьбу. — Из тебя получилась отличная наковальня, дядюшка, — заметил он.
— Еще бы! — расхохотался Симватий. — Ведь моя тупая башка как нельзя лучше подходит для такой цели! — Сразу сделавшись серьезнее, он добавил:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177