— Генесии делает для Видессии далеко не все, что он мог бы для нее сделать, — по-прежнему вполголоса сказал младший Маниакис.
Его отец только фыркнул в ответ:
— Мягко сказано, сынок. По-моему, Автократор Генесии не сделал для Видессии ровным счетом ничего из того, что он обязан был для нее сделать. — В словах губернатора прозвучали насмешка и презрение, но голоса он не повысил. Все же кое в чем Генесии не знал себе равных: он легко мог учуять совсем слабый запах начинающей поднимать голову измены. А учуяв, беспощадно выкорчевывал — вместе со всеми корнями и побегами.
— Видессия задыхается, зажатая между кубратами и макуранцами, — горько произнес младший Маниакис. — К тому же она на пороге гражданской войны. Иногда я спрашиваю себя: останется ли хоть что-нибудь от нашей великой империи спустя несколько лет?
— Да, если б не тот злосчастный поход на кубратов, — вздохнул старший Маниакис, — Ликиний оставался бы императором и поныне. Либо ему на смену пришел бы Хосий. Уж куда лучше было тогда потерпеть поражение от кочевников, ведь именно победа привела Ликиния к мысли оставить армию на зиму к северу от реки Астрис, чтобы добиться новых военных побед следующим летом. Бесплодная пустыня.., долгая холодная зима… — Губернатор поежился. — Окажись я там — пожалуй, и я бы взбунтовался.
Младший Маниакис недоверчиво покачал головой и улыбнулся. Его отец, смущенно кашлянув, отвел глаза в сторону. Глубоко укоренившееся чувство долга давно стало второй натурой старого полководца. Конечно, он мог, сочувствуя подчиненным, выражать недовольство тяготами солдатской походной жизни, но уклониться от выполнения приказов, а тем более взбунтоваться? Нет, такое было попросту невозможно.
— С тех пор как пал Ликиний, набеги кубратов на северо-востоке участились, стали более опустошительными. — Младший Маниакис вдруг запнулся, осознав, что он не совсем в ладах с географией. Безусловно, страна кубратов находилась к северо-востоку от Видессии. Но не от Каставалы. К северу — да, но к западу, а не к востоку. Впрочем, почти все обжитые земли лежали к западу от Калаврии. Он отмахнулся от этих мыслей и продолжил:
— Если бы только кубраты! Макуранцы принесли империи не меньше бед. Может быть, даже больше.
— А кто в этом виноват? — Старший Маниакис ткнул пальцем сперва в себя, потом в сына. — Только мы с тобой.
— Ну нет. Вина Ликиния уж никак не меньше нашей. Не прикажи он нам выступить на стороне Сабраца, — младший Маниакис произносил имя Царя Царей Шарбараза на видессийский манер, — оказав ему помощь в борьбе с теми, кто узурпировал его трон, Макуран и по сей день не представлял бы для империи никакой угрозы. У макуранцев было бы полно собственных забот. Там, далеко на западе.
— Приказ отдал Автократор Ликиний, верно, — ответил старший Маниакис, — но выполнили его мы. Ты и я. Шарбараз остался нам весьма благодарен, надо отдать ему должное. Как раз эту благодарность он использует теперь как повод. Делает вид, что мечтает отомстить за своего благодетеля, а под этим соусом просто пытается отхватить такой кусок западных видессийских земель, какой сможет проглотить.
Младший Маниакис кивнул и снова повернулся к окну. Конечно, отсюда нельзя разглядеть череп, покачивающийся на острие копья, но он никогда не забывал об этом зловещем напоминании.
— Иногда я спрашиваю себя, — сказал он, — а не может ли действительно быть сыном Ликиния тот Хосий, которого повсюду таскает за собой Сабрац?
— Нет, — уверенно ответил старший Маниакис. — Как бы ни был плох Генесий во всех остальных отношениях, одного у него не отнять: палач он отменный. Настоящий мясник. Если уж он во всеуслышание поклялся, что вырезал всех родственников Ликиния под корень, значит, так оно и есть. На его слова можно положиться. Кроме того, мы с тобой оба знавали этот череп, когда на нем было побольше плоти. Разве нет?
— Твоя правда, — неохотно согласился младший Маниакис. — Но все же…
— Но все же тебе хотелось бы иметь законный повод послать ко всем чертям Генесия, этого изменника и убийцу, — закончил за него отец. — Видит Фос, Господь наш благой и премудрый, того же хочется и мне. Но пока Генесий держит в руках Видесс, такой возможности у нас нет. Какой же смысл раз за разом возвращаться к этому разговору?
Младший Маниакис отошел от окна, направился к дверям. Стук сандалий по мозаичному полу показался неожиданно громким. Выглянув наружу, он убедился, что в коридоре никого нет. Тем не менее, прежде чем вернуться к окну, он плотно прикрыл дверные створки.
— Мы могли бы поднять восстание. — Его слова прозвучали совсем тихо.
— Помилуй нас Фос. Только не это, — так же тихо ответил старший Маниакис. — Разве ты забыл, сколько непокорных голов уже красуется на Столпе посреди площади Ладоней? Может, тридцать, а может, больше. Пока Генесий владеет ситуацией в столице и держит ухо востро, любой мятеж, поднятый в провинции, тем более в такой дальней, забытой Фосом провинции, как Калаврия, обречен на провал. Кто правит Видессом, тот правит империей!
— Ты прав, — сокрушенно вздохнул младший Маниакис. Он заводил подобный разговор с отцом не реже двух раз в году. А то и чаще — всякий раз, когда до Каставалы доходили очередные известия о кровавых бесчинствах, творимых Генесием. Отец с сыном почти наизусть знали все возможные пути развития этой беседы, как хороший игрок знает все дебютные ходы шахматной партии.
Но на сей раз, подобно тому, как искушенный мастер порой испытывает новый вариант дебюта, чтобы внести разнообразие в игру, старший Маниакис придал разговору неожиданный поворот.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177