— Может, ты до сих пор считаешь себя связанным обещанием, данным при обручении? — спросил он. — Думаешь, невеста еще ждет тебя там, в Видессе?
Хотя лицо младшего Маниакиса было смуглым и обветренным, он понял, что отец прекрасно разглядел вспыхнувший на его щеках румянец.
— Ничего подобного, — быстро ответил он. — Ты же отлично знаешь мои обстоятельства.
Семь лет назад младший Маниакис сватался к Нифоне, дочери казначея империи, и получил согласие. Но вскоре Ликиний назначил его отца губернатором Калаврии. Автократор торопил обоих Маниакисов с отъездом, буквально выпроваживая их из Видесса. Из-за этой спешки свадьба так и не состоялась. Младший Маниакис был безутешен. Во всяком случае, пока длилось плавание до Каставалы.
— О, конечно, конечно! — поспешил согласиться губернатор; в его глазах плясали насмешливые огоньки. — Я все помню. Просто хотелось лишний раз убедиться. Окажись здесь Ротруда, ей было бы приятно услышать твои слова.
Младший Маниакис снова вспыхнул, хотя с тех пор, как Ротруда стала его возлюбленной, прошло уже долгих четыре года. Ее муж, торговец мехами и янтарем из холодного Халогаланда, умер в Каставале от расстройства желудка. Младший Маниакис не смог устоять перед необычной северной красотой молодой вдовы: ни одна из женщин Видессии не могла похвастаться такой гривой тяжелых золотых волос, такими бездонными глазами цвета темной морской волны.
— Никак не привыкну, что Таларикию скоро сравняется три года, — пробормотал младший Маниакис, произнеся имя сына на видессийский манер. Ротруда назвала мальчика в честь умершего мужа. На языке Халогаланда это имя звучало как Фалрик.
— Симпатичный малыш и, кажется, подает надежды, — сказал старший Маниакис. — Но тебе давно бы пора обзавестись законным наследником.
Сын тут же воспользовался словами отца — так шахматист, забравший фигуру соперника, снова вводит ее в игру, но уже на своей стороне.
— Помилуй, отец! Да разве здесь, на Калаврии, сыщешь хоть одну девушку достаточно благородного происхождения, чтобы стать моей женой?
— Твоя правда, — согласно кивнув, признал старший Маниакис и дипломатично сменил тему разговора:
— Что это там, на западе? — Он указал рукой в сторону моря. — Никак парус?
— Твои глаза остры, как прежде, — ответил ему сын. — Клянусь Фосом, сюда идет корабль!
— Во всяком случае, когда нужно разглядеть парус на горизонте, зрение мне пока не изменяет. — Губернатор вздохнул:
— Вот когда приходится читать — совсем другое дело. Если держать свиток близко, буквы расплываются, а если на вытянутых руках, то кажутся совсем маленькими, и я не всегда могу их разобрать.
— Большое судно, — заметил младший Маниакис, на глазок сравнив приближающийся корабль с рыбацкой посудиной, покачивающейся невдалеке на волнах. — Пожалуй, я спущусь к причалу. Узнаю, с какими новостями к нам пожаловали сегодня. — Наблюдение за прибытием и разгрузкой кораблей было одним из немногих общедоступных развлечений в Каставале.
— Разузнай как можно больше, — напутствовал сына губернатор. — Вряд ли нас ждут добрые известия. И тем не менее необходимо всегда быть в курсе событий.
— Постараюсь, отец.
Младший Маниакис заторопился вниз по лестнице. У парадных дверей, прямо от которых начиналась ведущая вниз, в город, мощеная дорога, он едва не столкнулся со своим кузеном Регорием. Молодые люди походили друг на друга, как родные братья, но удивляться тут нечему: отец Регория Симватий выглядел близнецом старшего Маниакиса, хотя был заметно младше своего брата-губернатора.
— Что летишь сломя голову? — спросил Регорий. — Куда?
— Вниз, в порт. Увидел со смотровой площадки, как к гавани подходит торговец, — ответил младший Маниакис. — Не хочешь прогуляться со мной?
— Почему нет? Подожди немного — надо прихватить меч. — Регорий чуть ли не бегом пересек главный зал и скрылся в своих покоях.
Меч младшего Маниакиса давно был на своем обычном месте — на широком поясе, охватывавшем парчовую мантию. Конечно, когда приходила зима с ее снежными зарядами и штормами, сын губернатора носил обычную для всех жителей Каставалы одежду, меняя мантию на шаровары и теплую тунику, поверх которой надевали свободную куртку из овчины. Но большинство горожан носили шаровары и тунику круглый год; мантия же служила отличительным признаком, приличествовавшим только людям благородного происхождения.
Тем временем Регорий уже спешил назад, на ходу застегивая массивную золотую пряжку своего роскошного пояса. Ему доставляло удовольствие одеваться более броско, чем двоюродный брат. Сказывалось, что у молодого человека еще не было такого опыта сражений, как у младшего Маниакиса. Тот давно и твердо усвоил: чем сильнее бросается в глаза одеяние воина, тем лучшую мишень он представляет для врага.
Слуга затворил двери за молодыми людьми. Налетевший порыв западного ветра заставил Маниакиса закашляться: от едкого аромата вяленой и копченой рыбы у него запершило в горле. Регорий весело рассмеялся.
— Нет худа без добра, кузен, — сказал он. — Конечно, западный ветер нагоняет невыносимую вонь, но он же наполняет паруса приближающегося к гавани корабля.
— Святая правда, — согласился Маниакис, ускоряя шаг. Ноги несли его под уклон сами собой; идти вниз было легко. Он знал, что возвращение в крепость будет означать долгий утомительный подъем по склону холма, но молодость избавляла его от необходимости беспокоиться о таких пустяках заранее.
Поскольку опасность могла грозить городу только с моря, Каставала прекрасно обходилась без крепостной стены.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177