Все же Фос иногда благосклонен к возносящим молитвы!
Уже долгие годы ему не случалось сражаться, как обыкновенному солдату, у которого во время битвы в голове одна мысль: прожить эту минуту. А потом следующую. Получая очередной чин, он возглавлял все более важные участки битвы; даже когда ему приходилось лично вступать в схватку, он постоянно держал в голове полный план сражения. Отчаянная борьба за жизнь освежила в его памяти то, через что приходится проходить обычным воинам. Но теперь он вновь имел возможность должным образом руководить сражением. Он приказал своим людям вытянуться цепью справа налево, чтобы помешать кубратам обойти его силы с флангов, что те совершенно беспрепятственно сделали, когда в его распоряжении находилась только личная охрана.
Общая картина битвы его сейчас мало беспокоила. У Этзилия оказалось слишком много бойцов, и натиск на ограниченные силы Маниакиса постоянно нарастал. Не время было беспокоиться и о тех безоружных, которых он опрометчиво привел с собой. Наверняка каган уже захватил священников, актеров и скаковых лошадей. Скакунам коварный властитель Кубрата бесспорно найдет самое лучшее применение. Что касается священников, то, поскольку номады упорно отвергали любые попытки навязать им веру в Фоса, клерикам предстоит стать новыми великомучениками во славу святой веры. Мимам теперь, вероятно, тоже поможет один лишь Фос. Если захочет.
С левого фланга к Маниакису подскакал верховой на взмыленном коне:
— Величайший! Мы не можем долее сдерживать противника. Несмотря на все усилия, им удалось обойти нас сбоку, и они вот-вот опрокинут нас! Если мы не отойдем, окружение будет завершено. Тогда нам конец!
Маниакис глянул налево. Действительно, поредевшие ряды его воинов уже едва держалась. Он посмотрел на право, на восток. Там наблюдалась та же картина, хотя до сих пор никто не удосужился сообщить ему об этом.
— Играйте отступление! — приказал он трубачам. — Противник окружит нас, если мы немедленно не начнем отход!
Прозвучал печальный призыв фанфар. Военная доктрина видессийцев вовсе не рассматривала отступление как нечто позорное. Ведь если рассудить здраво, ни одна армия не может выигрывать все сражения. А если не можешь победить, то стоять до последнего — самое глупое, что только можно придумать. Кто тогда одержит победу в следующей битве?
Но независимо от сказанного отступление само по себе сопряжено со множеством опасностей. Если солдаты ударятся в панику, они мгновенно превратятся в бессмысленную толпу, позволив врагу изрубить себя в капусту даже быстрее, чем если бы они продолжали драться в окружении.
— Держаться вместе! Только вместе! — исступленно кричал Маниакис, повторяя призыв снова и снова, пока не надсадил глотку. — Если мы удержимся, они не смогут насесть на нас, словно голодные волки на оленя!
Отступавшие двигались плечом к плечу, осыпаемые градом стрел со всех сторон, и продолжали соблюдать почти сверхчеловеческую дисциплину. Маниакис озирался вокруг, надеясь увидеть Этзилия. Если бы удалось убить кагана, кубраты могли дрогнуть. Но все шансы на это остались в прошлом; он их необратимо упустил. Этзилий, как любой здравомыслящий военачальник, руководил войсками, находясь позади своих людей. Теперь, когда близость победы была очевидна, кочевники уже не нуждались в лицезрении вождя, вдохновляющего их на битву.
Пронзительные звуки вражеских рожков усилились; их стало еще больше. Стремительная атака на правое крыло сил Маниакиса заставила его послать туда подкрепление. Но эта атака оказалась отвлекающим маневром; вопя, словно одержимые, кубраты тут же предприняли сокрушительную атаку на центр обороны и прорвали ослабленную линию.
Полный разгром, которого так страшился Маниакис, свершился. Кубратам, размахивавшим ятаганами и на флангах, и в самом центре обороны, удалось выбить из голов имперских воинов мысль о необходимости соблюдать боевой порядок. Покинув ряды обороняющихся, бойцы Маниакиса, каждый на свой страх и риск, обратились в бегство на юг. Они бежали поодиночке и небольшими группами, держа в голове только одну-единственную мысль: о собственном спасении. Номады пустились в погоню, оглашая окрестности ослиным ревом своих рожков.
Маниакис также устремился на юг вместе с плотной группой, насчитывавшей человек пятьдесят, — слишком большой, чтобы рассеявшиеся по равнине номады рискнули атаковать ее, пока перед ними маячила куда более легкая добыча. Но вскоре кто-то из кочевников заприметил яркие одежды Автократора, и преследование стало неотступным.
Если бы Этзилий находился поблизости, он, без сомнения, приказал бы своим людям взять в плен или убить Автократора, невзирая ни на какие потери. Но каган, к счастью, был где-то в другом месте, а никому из преследователей даже в голову не пришло найти его, чтобы испросить указаний. Варваров подвела излишняя самостоятельность — они искренне считали, что вправе решать подобные вопросы сами.
— Спрячемся в роще, — предложил Маниакис, заметив неподалеку дубовый перелесок.
— А ведь верно! — отозвался кто-то из воинов. — По крайней мере, деревья помешают им осыпать нас этими проклятыми стрелами!
— Нет, необходимо быстрей миновать открытое пространство, — возразил другой. — Чем ближе мы будем держаться к дороге, тем больше времени выиграем.
— Быстрота определяет далеко не все, — ответил ему Маниакис, — но в такой ситуации решать вам. Вперед! — И он направил своего конька к роще. Большинство последовали за ним, но человек шесть-семь отделились от группы, надеясь, что на дороге их кони смогут опередить степных лошадок.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177