И тут вам надо обратиться к ней, чтобы она устроила ему блестящую женитьбу. На вашем месте я бы просила руки леди Арабеллы Стюарт. Кто знает? При том, что вы оба — королевской крови, может статься, когда королева умрет, Англия достанется ему.
— Я потребую его прямо сейчас, — произнес Гильберт Рашер, поднимаясь. — Я прямо сейчас сделаю его королем.
— Да нет же! — почти закричала она. — Сейчас он не готов. Я же вам говорила. Если вам очень нужно, чтобы он отправился ко двору и был там придворным кузнецом, то тогда он, конечно, готов. — Она успокоилась и заговорила тише: — Королеве нужны не кузнецы. Прежде чем отправляться ко двору, он должен овладеть хорошими манерами, научиться как следует себя вести в обществе, научиться петь, танцевать, играть и беседовать с женщинами.
— Он умеет сидеть в седле? — зарычал Гильберт. — Может держать кинжал в руках? Все! Настоящему рыцарю больше ничего не надо:
— Ничего! — зло выплюнула Алида. — Если он всю жизнь проторчит с вами и будет притеснять крестьян! А если вы его в таком виде пошлете ко двору, так королева над вами посмеется. — Алида взглянула на него. — Она уже посмеялась один раз.
Гильберт сел. Он этого никогда никому не говорил, но на самом деле его здорово задело, когда королева посмеялась над ним за то, что так много людей нашлось, которые желали смерти его сыну. Несмотря на всю низменность своей натуры, Гильберт по-своему любил сыновей, и он скучал по своему мальчику. Тот был прекраснейшим собутыльником.
— А ты-то что будешь с этого иметь? — спросил он ее.
— Счастье своего мужа, разумеется, — ответила она. Гильберт в ответ на это расхохотался:
— Послушай, если ты мне не скажешь правду, я ни черта не сделают из того, что ты просишь.
Алида замешкалась на секунду. Она глубоко вздохнула и… решила сказать ему правду.
— Я хочу, наверное, отомстить. — Она устремила взгляд на Гильберта Рашера. Это был отнюдь не тот человек, которого можно было бы выбрать для доверительного разговора, но, может быть, именно поэтому он лучше всего подходил для этой цели. Какой бы мотив она ни назвала, его ничто не свете не испугало бы и не заставило покраснеть. Он всю жизнь грешил, как ему хотелось. И всегда сам себя извинял и оправдывал. И Алида знала, что он не станет терять время на жалость
— Я вышла замуж по любви. Не из-за денег, а потому что любила своего мужа. Я была очень молода, очень наивна и полагала, что он меня тоже любит. Но он меня не любил. Всю свою молодость я пыталась сделать так, чтобы он меня полюбил, но все, что ему было надо — это чтобы я родила для него совершенного сына. А я не родила. — Она помолчала. — Может быть, даже если бы это и произошло, он все равно не полюбил бы меня. Я этого не знаю. Но что я знаю точно — это что большую часть своей жизни я страдала, потому что когда-то я любила его. Я видела, как остаются без мужей и превращаются в мерзких старых дев мои дочери, и все потому, что он не мог расстаться с золотом, чтобы дать им приданое. Я видела, как ему плевать на все, что вокруг него, и что его волнует только глупейшее желание получить от жизни то, что, как ему кажется, он хочет.
Алида взглянула на Гильберта.
— И вот теперь у него есть этот драгоценный сын. Есть мальчик, которого он всегда так хотел иметь. Талис — это воплощенная мечта! Красив, добр, прекрасен! И мой муж, конечно, его боготворит…
Она поднялась со стула и прошла несколько шагов по грязному полу, который никогда не мыли и на котором засохли объедки от тысячи прошедших обедов.
— Я умираю. Мне осталось жить максимум два года. И на своем смертном одре я хочу причинить своему мужу такую же боль, которую он причинил мне. Я хочу, чтобы у него отняли единственное в жизни, что он любил, так же как когда-то отняли у меня. Я хочу, чтобы после моей смерти он еще не раз услышал о мальчике, которого он так любил. Пусть все графство, пусть все королевство говорит о прекрасном сыне Гильберта Рашера! А не Джона Хедли.
Она обернулась к Гильберту:
— Поняли теперь? Я вас использую как инструмент, для того чтобы отомстить.
Что его используют — на это Гильберту было наплевать, его больше волновало, какова будет его выгода.
— Сколько я смогу за это получить?
— В течение двух лет — ничего. Но когда по прошествии двух лет вы явитесь за мальчиком, мой муж вам все отдаст, пытаясь оставить его у себя.
— А парень возьмет да и останется с ним. Знаю я этих людей. Он-то будет думать, что его отец Джон Хедли. Сын обязан хранить верность отцу во что бы то ни стало. Это долг чести.
Алида улыбнулась, подумав, что, похоже, Гильберт не так туп, как ей показалось сначала.
— Я уже предпринимаю меры.
— Правда? — пробормотал он и налил ей кружку вина. Вино было дешевое и такое скверное, что его и пить-то едва-едва можно было, да и кружка имела такой вид, будто из нее собаки лакали, однако с его стороны это было выражение необыкновенной щедрости. Когда они прибыли, хозяин не предложил ни ей, ни ее слугам ни корочки черствого хлеба. — А что же ты делаешь, чтобы нарушить эту верность?
— Парень хочет жениться на одной из моих дочерей. Помните ту девочку, что я родила, как раз когда и он родился? Вот на ней. Все эти шестнадцать лет они прожили на ферме у кормилицы, жили вместе, и теперь они друг к другу очень привязаны.
— Ему нельзя на ней жениться! — забеспокоился Гильберт. Он уже постепенно начинал думать о себе как об отце английского короля. Да что там — отец! Это он, он сам на деле будет королем. Теперь-то он сумеет отомстить всем своим врагам! Он снимет столько голов с плеч, что кровью затопит Лондон, как новым потопом.
— Разумеется, ему на ней жениться нельзя.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155