Скажите ей, что низко кланяется Заканбей Пате-ипа... А то просто: Закан. Она вспомнит меня. Мы же все учились в одной школе.
Надзадзе поблагодарил и проводил Пате-ипа в общий отдел, весело заметив, что здоровый бюрократизм райсовета — гарантия того, что с офо2Эмлением дома будет все в порядке.
— Да, — сказал Пате-ипа, — а со справками я уже изрядно набегался.
Рыжий приметил Чуваза еще издали. Тот был не один, а с какими-то людьми, одетыми архимодно: расклешенные брюки, приталенные пиджаки, широкие, длинные, ниже пупа, галстуки. Чуваз двигался вдоль бульварного парапета, размахивал руками, что-то, по-видимому, рассказывал. Останавливался и снова широко шагал дальше.
Погода была пасмурная — вот-вот закапает дождик. Но он заставлял себя ждать, отчего и возникала та самая черноморская духота, которая страшнее летней жары. Море побурело, по нему забегали гривастые волны, шлюпки заторопились в укрытие, а недалеко от берега летали чайки, без устали выискивая рыбу.
Нельсон Чуваз и Рыжий лет пять сидели за одной партой. Кличку «Рыжий» придумал именно Чуваз, хотя можно было, наверно, изобрести что-либо и поостроумней. Груапш сделал вид, что не замечает Чуваза, что любуется только морем и чайками. Поравнявшись с ним, Чуваз громко сказал своим спутникам, что познакомит их с лучшим другом детства, с одним из самых честных людей в районе. Трудно сказать, насколько ироничным было это представление. С любопытством уставились на Груапша три пары глаз, а чуть позже потянулись к нему три руки.
После недолгой процедуры знакомства Чуваз обратился к Григорию Груапшу:
— Это мои близкие друзья. Приехали из Сухуми. Этот друг... — Он положил руку на плечо высокого, худого
человека лет сорока — сорока пяти. — Это товарищ Тван-ба, прекрасный агроном, руководит отделом в Министерстве сельского хозяйства. А этот прекрасный молодой человек пятидесяти лет товарищ Апба, большой ученый, специалист по селекционированию. А рядом с тобой — товарищ Кан-ипа. Если у тебя когда-либо подохнет буйвол, он его воскресит.
— Буйвола у меня нет, — сказал смеясь Груапш.
— Нет, так будет.
— Зачем он мне? Чуваз удивленно развел руками:
— Узнаю Рыжего! Он всегда был скромным! Ты знаешь, Гриша, что такое буйвол? Я скажу тебе: это жирное молоко, это прекрасный сыр, прекрасное мясо и замеча-> тельный рабочий скот — почти трактор.
Сухумцы согласно закивали головами. А Чуваз вдохновенно продолжал:
— Абхазец без буйвола не может жить. Согласен? Груапш пожал плечами.
— Нет, ты не пожимай, а отвечай: может? Я утверждаю: не может! У меня в ящике стола лежит готовая статья для «Аспны Капш». Мне звонили из обкома и про* сили высказаться о буйволах. Иные головотяпы недооценивают их.
Сухумцы снова закивали головами.
Один из них — крайний, упитаный, с усами, в рыжем пиджаке — заметил, что буйвол — это великая сила^ а великая сила — это и сыр, и хлеб, и масло.
— А еще и водка, — добавил Тванба.
— Верно! — вскричал Нельсон Чуваз. — Верно! Мой друг Тванба прав, как всегда, как любой циркуляр, подписанный его рукою.
— И написанный им самим, —- добавили два других,
— Вот! — Чуваз пожал руку Тванбе. И наставительно разъяснил Рыжему: — Если ты ешь хорошее мясо и куришь прекрасный табак, скажи спасибо Тванбе.
— Я не ем хорошего мяса, — вдруг некстати обронил Рыжий.
Чуваз крайне удивился. Трое сухумцев тоже были шокированы столь неразумным заявлением. Чуваз подбоченился:
— Как это, Гриша? Что значит — не ем?
— Просто так: не ем!
— У тебя нет зубов?
— Маловато, но кое-что еще осталось.
— Так в чем же дело, Гриша?
— Денег еще меньше, чем зубов. Сквозняк в карманах.
Чуваз не сразу понял смысл этих слов. Но понемногу кое-что уразумел.
— Гриша, разве ты не работаешь?
— Нет.
— Как это?
Чуваз внимательнее пригляделся к своему школьному другу. Ему явно не пришлись по душе потертые узкие брюки, сорочка не первой свежести и небритое лицо, все в глубоких морщинах.
— Друзья мои, — обратился Чуваз к сухумцам, — мы его всегда называли Рыжим. Он и сейчас остался для меня Рыжим.
Я любил и люблю его. У него немного острый язык, но это ничего. На него нельзя обижаться. Я знаю, что у него прекрасная семья. Я однажды лежал в больнице — ну, в этом специальном отделении, — и его жена божественно делала мне уколы. Кстати, как ее здоровье?
Чуваз говорил весело, смеясь и вертясь на каблуках в разные стороны.
— Жива, здорова.
— Рыжий никогда не выдавал меня. А я, доложу вам, был страшный шалун. Помнишь, Гриша, как я стрелял в учителя хлебными шариками из трубки?
— Еще бы!
— А кто страдал? — Чуваз сделал паузу. — Он! Чуваз обнял Рыжего, прижался щекой к щеке.
— Это правда? — спросил Тванба.
— Да, правда, — ответил скромно Груапш. — Я ничем не рисковал. Я был тихий и скромный. А Нельсон мог здорово пострадать.
— Совершенно справедливо! — гоготал Чуваз. — Я все хорошо помню, как будто это было вчера.
Он выпустил из своих объятий Рыжего, отошел на шаг и еще раз оглядел старого друга. И вдруг его осенило:
— Стоп, друзья! За мной! Мы отметим встречу с Рыжим. Ты не обижаешься, что так называю тебя?
Рыжий замотал головой. Нельсон Чуваз повел всех в ресторан «Эрцаху», названный так в честь самой высокой горной вершины в Абхазии. Но повел не ко входу, а куда-то в переулок. Они свернули во двор, прошли мимо высоких штабелей дубо-
вых дров, потом миновали груду ящиков и очутились на ресторанной помойке. В нос ударил запах щей и мясных отваров, гниющих овощей, сваленных в большую кучу. Чуваз двигался уверенно. Он, видимо, хорошо знал эту дорогу.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36