мы доказали это. Но один человек не смо
жет противостоять беде. Я возлагал надежды на то, что смогу начать перего
воры с противником. Однако самоубийство Батиса подрывало самые основы э
того плана. Зачем им теперь искать мира, если они без труда могут уничтож
ить меня? Разве они захотят вести переговоры, после того как Батис стреля
л в них? У меня почти не оставалось боеприпасов. Потери нашего гарнизона с
оставляли половину его солдат. Еще два-три штурма Ц и маяк рассыплется
в прах. Я был одинок и практически беззащитен, поэтому меня так пугало пов
едение омохитхов.
За смертью Каффа последовала тишина. Они не штурмовали остров. Я не мог п
оверить своим глазам, глядя на необычайно тихую гладь океана. Ночи следо
вали чередой, не принося никаких новостей. Я сидел на балконе, оперев дул
о винтовки на изгородь балкона; слава Богу, мне не в кого было стрелять. Ко
гда наступал рассвет, я чувствовал себя опустошенным, как выпитая бутылк
а.
На протяжении этих дней моего одинокого траура я отдалился от Анерис и д
аже не дотрагивался до нее, хотя мы спали вместе на кровати Батиса. Мой кр
изис одиночества усугублялся ее холодным и безразличным поведением. Э
то приводило меня в недоумение. Она жила так, словно ничего не произошло: с
обирала дрова и приносила их в дом, наполняла корзины и таскала их. Смотр
ела на закат. Спала. Просыпалась. Ее деятельность ограничивалась лишь са
мыми простейшими операциями. В повседневной жизни она вела себя подобно
рабочему, управляющему токарным станком, который раз за разом повторяе
т одни и те же движения.
Однажды утром меня разбудили новые звуки. Лежа в кровати, я стал наблюдат
ь за Анерис, которая сидела на столе, поджав под себя ноги. В руках у нее был
о деревянное сабо Батиса, и она предавалась занятию, которое показалось
мне совершенно идиотским: поднимала башмак в вытянутой руке, а затем раз
жимала пальцы. Когда под действием земного притяжения сабо падало на дер
евянный стол, раздавался звук: хлоп. Ее не переставало удивлять, что плот
ность нашего воздуха была значительно ниже, чем плотность среды ее мира.

Пока я наблюдал за этой игрой, смутное облако мыслей постепенно обретал
о форму. Оно становилось все больше, приобретая угрожающие очертания. Пр
облема заключалась не в том, что она делала, а в том, чего она не делала. Бати
с был мертв, а Анерис не выражала по этому поводу никаких чувств: ни радост
и, ни горя. В каком измерении она жила?
Не надо обладать даром провидения, чтобы понять, что она жила независимо
от Батиса Каффа и будет жить так же независимо от меня. Тирания Батиса каз
алась мне шлюзом, который сдерживал сущность Анерис. Но когда шлюз разру
шился, поток не вырвался на свободу. Я даже сомневался в том, что пережиты
й ею здесь, на маяке, опыт был подобен моему. И наконец, мне пришел в голову
вопрос: не была ли ей приятна эта борьба, не тешила ли ее самолюбие мысль о
том, что она являлась призом, за который сражались два мира?
Я выбросил сабо с балкона и взял ее лицо в свои ладони. Я гладил ее по щеке,
не давая ей вырваться из моих объятий. Мне хотелось заставить ее понять,
что она доставляла мне боль сильнее той, что могли причинить все омохитх
и вместе взятые. «Посмотри на меня, ради святого Патрика, посмотри. Быть мо
жет, ты увидишь человека, который не хочет достичь ничего особенного в жи
зни. Он лишь хотел жить в мире, вдали от всего и вся, вдали от жес
токости и жестоких людей».
Ни она, ни я не выбирали условий этого острова, такого некрасивого, холод
ного, а теперь еще и обугленного. Но нравился нам этот остров или нет, друг
ой родины у нас не было, и мы обязаны были сделать его по возможности прия
тным для жизни. Однако, чтобы добиться этого, она должна была увидеть во м
не нечто большее, чем просто две руки, сжимающие винтовку.
Не знаю, когда я перестал кричать на нее и бить по щекам. Мной овладела так
ая ярость, что граница между оскорблениями и рукоприкладством стала тон
ьше папиросной бумаги. Анерис ответила. Когда она била меня по лицу своим
и перепончатыми руками, мне казалось, что меня стегали мокрым полотенцем
. Мной двигала не ненависть, а бессилие. Последний удар отбросил ее на кров
ать. Она замерла там, свернувшись в клубок.
Я не стал продолжать. Зачем тратить силы? Чего бы я добился, избивая ее? Пре
небрежение, которое она мне выказывала, ее молчание Ц все говорило о том,
что она меня просто использовала и мне не суждено никогда приблизиться к
ней. Наконец-то передо мной открылась разделявшая нас пропасть: я искал у
бежище у нее, а она Ц на маяке. Никогда еще интересы двух существ так не со
впадали и не были настолько противоположны. Быть может, осознав это, я уже
не желал ее так сильно? Нет. К несчастью, нет. Вулкан для Помпеи сделал то же
самое, что Анерис Ц для моей любви: она разрушала ее и одновременно сохра
няла навеки.
Надо признаться, что эта бурная сцена прочистила мне мозги. В первый раз п
осле гибели Батиса я вырвался из уединения. Ноги вывели меня с маяка. Нес
колько глотков холодного воздуха оказали живительное действие. Я почув
ствовал, как щеки окрашиваются румянцем. Я долго не замечал, что за мной с
ледят.
Они снова были у опушки леса. Шесть, семь, восемь, а может быть, больше. Им ни
чего не стоило воспользоваться случаем и наброситься на меня, но они это
го не делали. Я предался их воле. Несмотря на то что Батис стрелял в них во в
ремя перемирия, несмотря на нашу измену, они давали мне еще один шанс.
История маяка не отличалась логичностью.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68