– Хотя...
– Да, государыня! – подошел ближе премьер.
– Продолжайте! – махнула веером Софья Алексеевна. – Прошу прощения, что перебила вас.
– Нет, не перебили, – уточнил Ростислав, – просто то, что я не досказал, не обязательно было и досказывать.
– Но все же!
– Я просто хотел вас спросить, чего вы хотите больше: чтобы вас любили или чтобы вас боялись? – вежливо произнес Каманин.
– О, мой дорогой, вы плохо знаете царей! – засмеялась государыня. – Мы хотим, чтобы нас любили, и паче мы желаем, чтобы нас боялись.
На краю горизонта майор Булдаков настиг беглецов и принялся их треножить. Его помощники спешились и сбивали с ног незадачливых грабителей, надевали наручники и сковывали в единую цепь.
– Сколько их было? – вдруг спросила Софья.
– Душ пятьдесят, – ответил премьер-министр.
– Миловать прикажешь, Ростислав Алексеевич? – хмуро глянула она на него.
Тот пожал плечами.
– Какое миловать! Что у нас, законов на этот случай нет? Вон деревьев с крепким сучьем сколько – половину России развесить можно!
Царица фыркнула. Аллегории Каманина были ей не всегда понятны. Впрочем, как и стихи Иннокентия и как художественные работы Анжелы. Бедняга! Хорошо, что ей на глаза не попадались полотна Андриана Городова – вот где бы пришлось поломать голову: нормальные люди спустились с небес на Гею или ненормальные поднялись из Гадеса. На всю земную колонию была одна картина этого талантливого художника-передвижника, авангардиста и психоделиста – «Танец пьяных роботов». Висела она у Волковых в спальне. Андрей Константинович шутил, что среди двух баб в постели именно эта картина позволяет ему оставаться в сцеплении с реальностью.
Притащили пленников. Их оказалось чуть ли не две дюжины: угрюмые, бородатые, нелюдимые. Как сказал бы Майн Рид, «со следами порока и пагубных наклонностей на лицах».
Князь-кесарь взглянул на них и внезапно тяжело засопел:
– Государыня, позволь попытать того рябого и вон того – безносого. Уж больно знакомы мне их физиономии.
Царица испытывающе посмотрела на старого «волкодава», но разобрать что-либо на потном бесстрастном лице не смог бы и физиономист рангом повыше.
– Валяйте! – брезгливо произнесла она. – А остальных – на сучья. Через полчаса мы должны быть в пути. Денис Олегович, миленький, распорядитесь насчет дерева.
Указующий перст Софьи уперся в ствол, преграждающий дорогу. Передернув плечами, она поспешила занять место в карете. Ростислав, стараясь не слишком торопиться, занял место рядом с ней.
– Я смотрю, батенька, вы предпочитаете не наслаждаться видом казни? – мягко спросила Софья Алексеевна у своего фаворита.
– Что поделать, Сонечка! – вздохнул Ростислав Алексеевич. – Я всю свою жизнь состоял в интеллигенции, относился к так называемым гуманистам. А задачи этой прослойки общества весьма далеки от созерцания процесса насильственного лишения жизни разумного существа, пусть оно и заслуживает этого...
– Эк, завернул! – От контральто государыни задрожало содержимое корсажа. – Какие вы все-таки мягкотелые!
– Смею вас уверить, отнюдь не все! – обиженно сказал профессор. – Я при надобности тоже могу башку свинтить, но смотреть на всякие гнусности – увольте!
Софья оценивающе мазнула по нему глазами:
– Хотела бы я посмотреть, как вы «свинчиваете» кому-нибудь башку... занимательное, должно быть, зрелище!
Быть может, Бог услыхал ее просьбу, а может, таково было стечение обстоятельств, но трое никем не замеченных негодяев из числа оставшихся без присмотра разбойников неожиданно напали на карету. Пользуясь тем, что почти вся охрана вместе с пассажирами царского поезда столпилась у старой липы, где духовник царицы отец Кирилл отпускал грехи захваченным в плен, они атаковали запятки и козлы. Осип с Овдокимом так растерялись, что почти без сопротивления были сброшены наземь, причем бедняге Осипу проломили кистенем голову.
– Куда! – схватил Ростислав за плечо Софью, намеревавшуюся выпрыгнуть из кареты через левую дверцу. – Еще под колесо не угодила!
– Пусти! – прохрипела царица.
– Тихо, дуреха! – погасил панику грубым голосом Каманин. – Смотри, куда нас везут!
Как уже упоминалось, путь вперед преграждало срубленное дерево. Но разбойнички свернули направо – на еле заметную тропинку в лесу, ведущую к старой просеке. Дорога здесь была на удивление ухоженной – карета неслась почти не раскачиваясь и без характерного для русских дорог всех веков подпрыгивания.
Охрана замешкалась почти на полминуты – этого оказалось достаточно, чтобы царская карета скрылась из виду. Единственный сидевший в седле ревенант сбился с пути и теперь делал крюк по лесу, пытаясь найти след. Майор Булдаков, матюгаясь такими словечками, что у стоящей знати раскрылись рты, вскочил на своего жеребца и глянул на карманный радар, пеленгующий карету Софьи Алексеевны по радиомаяку, установлен ному на крыше.
– Твою мать! – еще раз выругался он. – Почти на версту ушли! Но ничего, настигнем. Кавалерия, за мной! Ревенанты на месте!
Кавалерией он называл четырех рекрутов, что таскались вслед за охраной, набираясь опыта, как уберечь царскую персону. Этот квартет должен был в последующем составить костяк роты охраны. Пока же недоросли лет шестнадцати-семнадцати, отобранные из лучших рекрутов по результатам специализированных тестов, совершенствовались в военном искусстве: вольтижировке, фехтовании и рукопашном бою. Много еще должно утечь воды и сойти потов, прежде чем безусые юнцы превратятся в матерых вояк, но сейчас Денис предпочел именно их бездушным созданиям в теле человека, называемым ревенантами, что в переводе с французского означает «привидение», а на латыни – «воскресший».
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109