– Если выпрячь четырех лошадок, то вполне можно развернуться.
Пока выполнялась сложная процедура разворота, ревенанты оцепили полянку двойным заслоном, сквозь который с великой опаской летели даже мухи. Сам процесс занял минут двадцать, по истечении которых карета малым ходом отправилась назад к Тверскому тракту, а Булдаков с ревенантами решили провести рекогносцировку местности. Отрядив бравых рекрутов охранять царский экипаж с драгоценным содержимым, Денис с «гвардейцами» вприпрыжку понеслись по просеке.
...Остаток дня Федор Юрьевич Ромодановский провел в делах и заботах. От старой привычки бить морды допрашиваемым он так и не отказался, но теперь надевал на пальцы правой руки тяжелый медный кастет. К тому же удары он наносил по почкам, печени и ребрам – генерал Волков не зря проводил с ним беседы о ментовских методах допроса восьмидесятых годов двадцатого века. С большим удовольствием он воспринял методику обработки подозреваемых валенком с кирпичом внутри, но пользовался этой забавой редко, в основном для вывода накопившегося в крови адреналина. Также его восхитил метод спиливания подозреваемым передних зубов с помощью рашпиля – князь-кесарь был человеком передовых взглядов.
Первая партия задержанных (так сказать, на месте преступления) очень быстро оказалась висящей на ветвях окрестных деревьев, троицу, мастерски обезвреженную премьер-министром, князь-кесарь пока оставил в живых, только слегка пройдясь по бокам задержанных кастетом. От вида кареты, на полном ходу уносящейся в лес под вопли татей, у него едва не отнялась речь, поэтому он с большим удовольствием намял им бока, отомстив за свой первобытный страх. С наслаждением опрокинув чарку калганной, он зажевал традиционным кренделем с маком и велел пригласить к себе «фелшара» – Пашку Никифорова.
– Пал Иваныч, дело есть! – сказал он сержанту, когда тот нарисовался у царской кареты. – Рюмку пропустишь?
– Когда это я от рюмки отказывался? – пожал плечами Никифоров. – Скополамин готовить?
Ромодановский протянул парню чарку и наполнил ее из своей фляжки.
– Крендельком осади! – предложил он фельдшеру.
– Нах... – коротко ответил тот и опрокинул в себя дьявольское пойло.
Настойку эту делал сам Федор Юрьевич, добавляя в нее травы из секретного рецепта отца: чернобыльник, львиный зев и бессмертник. Пить ромодановский крепыш могли считанные единицы, но военного фельдшера, воспитанного на чистом медицинском спирте, она не брала. Между нами говоря, князь-кесарь немного побаивался пришлого лекаря. Боялся оттого, что как бы в один момент не оказаться в кресле жертвы, и этот палач, с не ведавшей бритвы отроческой харей, введет ему в вену длинную иглу с адским зельем внутри.
Паша, не ведая, что только фактом своего существования вызывает бурю эмоций у самого страшного человека в России, спокойно достал походный несессер.
– Кому? – деловито поинтересовался он.
– Всем! – распорядился дознаватель. – Пошли.
В ходе допроса выяснилось следующее: просека ведет к старому скиту, где еще два года назад скрывались от церковных реформ старообрядцы; в связи с реформами 1699 года обитель опустела, а буквально месяц назад там поселились какие-то люди. Главным у них был чуть ли не князь – все повадки человека благородных кровей: саженный рост, богатая одёжа, оружие, жуковинье, подведенные сажей брови. С ним были еще четверо, рангом пониже. Они и занимались сколачиванием шайки-ватаги, находили решительных и отчаянных мужичков, готовых ради золотишка на все. Харч им доставлялся раз в неделю угрюмым мужиком по имени Фрол: свинина, крупы, масло и всяческие разносолы. Каждое утро шестеро самых смышленых уходили на разведку, а командовал ими Лексей – человек князя. Остальные занимались кто чем: кто валялся на полатях, высыпаясь наперед, кто чистил оружие, два человека плели лапти.
Вчера вечером их собрали всех в бывшей молельной зале. Князь, жестикулируя холеными пальцами, рассказал им о предстоящем деле. По Тверскому тракту ближе к обеду должна проезжать царская карета с сопровождающими: охраной и ближними боярами. Цель – царская карета вместе с находящейся в ней царицей и новым первым министром. Они ни в коем случае не должны были пострадать. С остальными же можно было поступать как заблагорассудится. Старшим при ватаге князь назначил своего любимчика – Лексея. Остальные трое остались с ним в качестве охраны.
– Где же ваш старший? – не утерпел Ромодановский.
– Вот он! – указал разбойник на оглушенного стеком горе-кучера. Тот кулем лежал рядом с царской каретой и время от времени бормотал в забытьи что-то нечленораздельное.
– Ну-ка! – воскликнул Паша и, подойдя к лежащему, внимательно рассмотрел его.
– Чего ну-ка? – буркнул Федор Юрьевич. – Харя вроде как знакомая, а вот вспомнить никак не могу.
Внезапно Никифоров факирским жестом освободил пленника от лишних волос и бороды, убрав бутафорский прикид. Перед ними лежал молодой человек лет двадцати пяти.
– Так это же Лешка Бровкин! – воскликнул князь-кесарь. – Сын Ивана Артемьича, купца Гостиной сотни!
На вопль Ромодановского из кареты выскочил Ростислав. «Петр Первый» Алексея Толстого был не так давно его настольным романом, поэтому при упоминании фамилии Бровкиных в нем проснулся азарт исследователя.
– Если это – Алексей Бровкин, то я представляю, кто остался на этой лесной даче! – с чувством заявил он. – Федор Юрьевич, здесь меньше чем заговором не пахнет!
– Сами с усами! – проворчал толстяк. – Не маленькие. Пал Иваныч, в божеский вид привести этого сокола можешь?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109