Утро выдалось погожее и теплое, сопровождающий архиепископа игумен Псково-Печерской лавры Серафим щурился от встающего светила и смешно задирал бороду. Низенького роста, он тем не менее пытался посматривать на окружающий мир свысока.
– Жаль, не приехали вчера! – искренне огорчался отец Серафим. – Владыка Иосиф прочел в Успенском соборе великолепную проповедь!
– О чем? – поинтересовался Ростислав.
– О любви к ближнему! – восторженно нараспев произнес игумен.
– Удивил! – пробормотал себе под нос Иннокентий. – Интересно, бывают ли другие темы?
– Бывают, боярин! – тихонько сообщил ему Иосиф, обладающий на удивление острым слухом. – О любви к Всевышнему.
Кеша чертыхнулся и принялся внимательно вслушиваться в обмен любезностями между главой местной церкви и Самодержицей Всея Руси. Софья Алексеевна заученно кивала головой, слушая о том, какая невиданная честь оказана Псковской земле – лицезреть воочию богоданную царицу и повелительницу. Растекаясь елеем по каменным плитам, оба пастыря заверили государыню в своей лояльности. Лояльность лояльностью, но внезапно живот министра культуры Симонова заявил о своих правах громким урчанием. Глянув на сконфуженного Кешу и поняв намек, игумен пригласил высоких гостей на завтрак.
Пользуясь тем, что во вторник на пищу не было никаких ограничений, в трапезной был накрыт стол, при виде которого Лукулл захлебнулся бы собственной слюной. Монастырь располагался между двух рек: Двины и Пимжи, причем левый берег Двины и, соответственно, правый Пимжи был высоким и обрывистым, так как эти реки с обеих сторон омывали возвышенность Ханья. Мы упомянули об этом обстоятельстве с единственной целью – описать, какое количество рыбных блюд красовалось на столе. Иннокентий – великий знаток и ценитель рыбы – сбился со счета, загибая пальцы при виде знакомых и незнакомых кушаний. Чего только не принесли монахам реки: форель, судак, лещ, налим, густера и окуньки, сазаны и плотва, голавль и жерех. До Симонова внезапно донесся аромат горячей ухи и специй, ноздри его затрепетали – монахи внесли в трапезную котелок с юшкой.
Игумен священнодействовал по правую руку от царицы: приятным голосом объявлял название каждого рыбного блюда и рыбы, из которой оно было изготовлено; когда дело дошло до мясных блюд, отец Серафим скрупулезно уточнял породу живности, возраст и особенности откорма. К примеру, гусей, которых подали в самом конце, откармливали грецкими орехами, вымоченными в сладком вине. У Симонова вертелся на языке вопрос, который он решился задать, лишь расправившись со сладкой гусиной ножкой и запив ее кубком зелена вина.
– Скажите мне вот что, святой отец, – спросил он, доброжелательно глядя на игумена, – единственное, что вы не поведали нам... по поводу ухи. Форель я узнал, но, забодай меня корова, второго ингредиента узнать не смог! Что это была за рыба?
– Хариус! – маслено улыбнулся отец Серафим. – Изволит ли боярин принять участие в ловле рыбы, что состоится завтра на рассвете?
Лицо министра сразу помрачнело.
– Увы! – ответил он. – Завтра мы должны быть в Гдове. У нас каждый день на счету.
Уговорились, что царица с ближними боярами останется в Пскове и заночует в монастыре у гостеприимного игумена Серафима, а премьер-министр с Иннокентием и князем Одоевским тотчас отправятся в Гдов, где позаботятся о постоянном жилище для Софьи Алексеевны.
– Учтите, мой хороший, долго засиживаться в лавре я не намерена! – шутливо пригрозила она Ростиславу. – Мне главное, чтоб в доме были две теплые комнаты: спальная и нужной чулан. Остальное не имеет значения.
– Forever trusting who we are, and nothing else matters![ – дурашливо пропел Ростислав, усаживаясь в карету.
– Простите, Ростислав Алексеевич, – обратился к нему князь, – это не на латыни? Что означает?
Каманин чертыхнулся. Бери вот и объясняй, башка твоя несдержанная.
– Это английский, – любезно поправил он, – строка из песни, уважаемый Алексей Никитич, весьма популярной у нас на родине. Михалыч, уважь нашего гостя, изобрази на своем ситаре священный опус!
Иннокентий немного покряхтел, подождал, когда карета тронется, а затем достал из-под сиденья упакованную в чехол гитару. Пробежался легонько по струнам для проверки настройки, а затем негромко запел:
So close no matter how far
couldn’t be mach more from the heart
forever trusting who we are
and nothing else matters…
– Странный стиль игры! – отозвался князь Алексей, когда утихли последние ноты. – Да и манера пения... я никогда не слышал, чтобы так пели.
– Мы все со странностями! – уклончиво ответил Ростислав. – А поэты, говорят, вообще. Вы, любезный князь, слыхали когда-нибудь о стране с названием Япония?
– Где это? – вопросом на вопрос ответил князь. – Я считал, что знаком со всеми странами. Но такого названия, признаться, не слыхал.
– Есть такая страна! – продолжил беседу уже Иннокентий – он лучше владел предметом. – Да что страна! Целая культура! Целая культура на одном маленьком острове. Так мы не об этом. Не обладая философией японца, смысл их литературных творений вообще не понять... перевод с языка звучит обычным набором фраз, и непонятно, почему тот же Мацуо Басе с его «Соломенным плащом обезьяны» настолько популярен. А ведь он – наш с вами современник.
– Простите, – не понял Одоевский, – а почему вы заговорили о Японии? Нам предстоит туда путешествие?
Ростислав чертыхнулся во второй раз.
– Нет, Алексей Никитич, – сказал он, – сравнение с Японией было чисто эфемерным. Впрочем, поскольку вы являетесь главой Сибирского приказа, вам предстоит еще многое узнать об этой стране.
– Ох! – вздохнул князь.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109