Потому что решил, что вот так, за здорово живешь, возьму и получ
у весь мир в наследство.
И карие глаза будут сиять для меня одного.
И только я один буду наслаждаться звоном льдинок в бокале золотого шампа
нского, ловить твой смех, пить его, как то самое шампанское, и хмелеть от не
го.
Я позволил себе мечтать. Надеяться. Хотеть.
Любить…
Любить? А что это такое?
Разве может любить человек, у которого вместо сердца обугленная головеш
ка, а вместо мозгов Ц месиво из снотворного и ночных кошмаров.
Разве ты знаешь, что такое любовь?
Ты посвятил жизнь практически археологии.
Копаться в грязи и выуживать из нее крохи, осколки, ошметки чужой жизни.
Вылез из грязи и пошел на свет карих глаз.
Забыл, кто ты есть на самом деле.
Расплачивайся теперь. Уходи, да побыстрее.
Присохший бинт надо отдирать быстро, чтобы не болело.
Пошел прочь! И не смей больше думать о ней. Она Ц не для тебя.
Билл Уиллингтон шел стремительно, почти бежал. Нога Ц о диво! Ц почти не
болела, во всяком случае, не мешала отмахивать метры за метрами, ломиться
сквозь некошеную траву, через кусты, вглубь старой рощи, где уж и тропок ни
каких нет.
Он не понимал, что с ним. Никогда раньше такого не испытывал. Хотя… Тогда, м
иллион лет назад, глядя в глаза той женщины он тоже был в отчаянии.
Сегодня у отчаяния был совсем другой вкус.
Он наломал букет не в саду, отошел подальше, а потом еще и спрятал его, чтоб
ы дед не увидал. Нарочито небрежно попрощался, медленно спустился по тро
пинке с холма, потом воровато оглянулся, свернул, дал крюка и снова поднял
ся на холм, нашел припрятанный букет и отправился к Мэри.
Он был смущен и счастлив. У него было легко на душе, впервые за долгое, черт
овски долгое время.
Он придет к Мэри, вручит ей букет, и она засмеется, склонив голову на плечо,
поправит темные локоны небрежным, естественным жестом, а потом сделает е
му очередной массаж ноги, и он будет полчаса умирать от счастья, чувствуя
прикосновение ее прохладных, сильных и нежных пальчиков к своей коже.
Он не оскорбит ее ни взглядом, ни жестом.
Не даст догадаться, что все в нем встает на дыбы, вопит и умоляет о близост
и Ц нет, какое там! Ц просто о возможности побыть рядом.
Вдохнуть аромат темных волос. Утонуть в шоколадном взгляде. Улыбнуться в
ответ на звонкий смех. И поверить, что они друзья. И что это, возможно, когда
-нибудь, еще через миллион лет превратится в нечто большее.
Нечто большее…
Билл попал в большой город юнцом, но юнцом довольно стреляным. Жизнь в Гри
н-Вэлли только с виду была сонной и благостной, страсти бурлили и здесь, а
уж таким, как Билл, испокон веков везде приходилось несладко.
Его мать, Джилл Уиллингтон, была единственной дочерью Харли Уиллингтона
. Рано овдовев, упрямый браконьер сам воспитывал дочь, не желая признават
ь тот очевидный факт, что девочки несколько отличаются от мальчиков, и не
только физически. Единственные женщины, которым он позволял изредка дав
ать себе советы, были Гортензия Вейл и Аманда Райан.
Они все трое были ровесниками, а с Амандой у него в юности даже был роман.
В результате вполне спартанского и чисто мужского воспитания Джилл выр
осла девушкой умной, не правдоподобно честной и искренней, привыкшей жит
ь исключительно по велению сердца. Отца Билла она повстречала во время у
чебы в колледже, влюбилась в него так же, как и все в этой жизни делала Ц бе
з оглядки и без сомнений. Через три месяца бурного студенческого романа
наступили каникулы, влюбленные расстались, как они думали, на пару недел
ь, и уже дома, в Грин-Вэлли, Джилл поняла, что беременна.
Нет, она и в мыслях не допускала, что ее возлюбленный будет не рад известию
. Она нетерпеливо дожидалась, конца каникул, но по возвращении в студенче
ский кампус выяснила, что отец ее ребенка забрал документы и уехал невед
омо куда. В своей комнате она нашла письмо от него. Он обещал, что никогда н
е забудет ее, и желал ей счастья.
Джилл собрала вещи и вернулась домой. В тот же день рассказала все отцу, не
распаковывая на всякий случай сумку. Харли насупился, помолчал некоторо
е время, гоняя крупные желваки на скулах, а потом поднял голову и посмотре
л на свою юную взрослую дочь. Джилл встретила его взгляд бестрепетно и см
ело. Она очень любила папу и была готова принять любое его решение.
Харли фыркнул и изрек:
Ц Что ж, надеюсь, на этот раз будет парень!
Завтра сходи к Горти, она спец по всяким женским штучкам. И не смей реветь!

Ц Я и не собиралась, па.
Ц Это я на всякий случай. Вдруг соберешься.
Джилл?
Ц Да, па?
Ц Опять же на всякий случай. Если твой этот самый появится Ц ну вдруг! Ц
мне оторвать ему голову?
Она улыбнулась.
Ц Зависит от того, как ты собираешься относиться к его сыну и своему внук
у.
Ц Понятно. Значит, обнять и поблагодарить.
Ну и чудненько. Ты точно не будешь реветь?
Юная взрослая дочь обняла отца за могучую шею.
Ц Па, я его любила. И люблю до сих пор. Он дал мне самое ценное, что мужчина м
ожет дать женщине. Я ни разу с ним не ссорилась и рассталась без слез, в люб
ви, не в ненависти. Из-за чего же мне реветь?
Харли кивнул и поцеловал дочь. Больше они к этому разговору не возвращал
ись.
Джилл не зря была дочерью старого Уиллингтона. Ни одна из деревенских сп
летниц не посмела и рта раскрыть за все время ее беременности. Джилл умел
а так посмотреть своими громадными серыми глазищами, что разговоры увяд
али сами собой. Гортензия Вейл и Аманда Райан обеспечивали тылы.
В положенный срок Джилл родила Билла, и Гортензия действительно первой у
видела нового жителя Грин-Вэлли.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44