Хотелось не только пообщаться с этим унитазом, но даже породниться с ним. А писсуар! Вместо зловонного, вечно забитого окурками, подтекающего и сочащегося стояло белоснежное сооружение, от которого исходили звуки журчащего лесного ручейка.— А ты говоришь, Италия, — протянул Пафнутьев. — Настоящая Италия здесь. Дубовик сказал, что Величковский не уложился в выходные дни и пришлось до среды туалет закрыть. Многие ворчали, брюзжали, но когда вошли после ремонта...— Онемели? — подсказал Худолей.— Забыли, зачем пришли! Скажи, а кто Дубовику дал деньги на все эти роскошества? Смеситель, кафель, половая плитка?— Это, Паша, пияшевские деньги. Можно сказать, его последний подарок живущим. Я вот думаю, не повесить ли здесь его портрет, не присвоить ли этому туалету его имя?— Это деньги, которые он изымал у девочек, деньги, заработанные тяжким, непосильным трудом, нередко опасным для жизни. Пошли, Валя, отсюда. Вот-вот должна подойти Пахомова.— Халандовский звал...— Навестим.— Он хочет всех собрать...— Соберем.— Пора, говорит, назвать вещи своими именами...— Назовем.Пахомова пришла точно в назначенный час — к двенадцати, минута в минуту. Постучала острым кулачком, приоткрыла дверь, заглянула, подождала, пока Пафнутьев оторвется от телефонного разговора.— Входите, Лариса Анатольевна. Жду вас с нетерпением. Присаживайтесь.— А я уж подумала, что нам с вами и не о чем больше говорить.— Что вы, что вы, что вы! — пропел Пафнутьев. — Все только начинается! Что Иван Иванович? Не звонил ли из солнечной Италии, с Лигурийского побережья?— Звонил. Голос бодрый, отдохнувший. Он устает, когда много народу.— Это прекрасно! — бестолково, но с подъемом произнес Пафнутьев. — Если будете звонить, передавайте привет. Скажите, что я всегда о нем помню. Ему будет приятно. Что-нибудь сказал по делу?— Подбирает новую гостиницу... Эта требует ремонта.— Набирается новая группа в Аласио?— Да, весной у нас оживление. Не хотите ли повторить поездку?— Чуть попозже, — Пафнутьев был благожелателен, разговорчив, охотно подхватывал любые слова, которые произносила Пахомова, и добился своего — она поняла, что его оживление неестественно. — Мне бы хотелось посетить Венецию, Неаполь, полюбоваться падающей башней, Помпеями...— Нет проблем, Павел Николаевич! Желание группы — и мы несемся на нашем автобусе хоть по всей Европе. Но я догадываюсь, что вы пригласили меня не для того, чтобы поделиться итальянскими впечатлениями.— Пияшев не появился? Не дал о себе знать?— К сожалению, нет. Не знаю, что и думать.— В самом деле не знаете?— Не предупредил, ничего не сказал...— Не успел, — уверенно сказал Пафнутьев. — Слишком быстро все произошло.— Что произошло? — с заминкой спросила Пахомова.— Оборвалась жизнь.— Чья?— Пияшевская.— Вы в этом уверены?— Как и вы.— Павел Николаевич... Если у вас здесь принято отпускать такие шуточки...— Это не шуточки. Не желаете ли увидеть, я подчеркиваю, увидеть последние минуты жизни Пияшева?— Вы хотите сказать... Он умер?— Убит. — Пафнутьев положил на приставной столик перед Пахомовой пачку снимков, сделанных Худолеем в княжестве Монако на закате дня. — Тут на каждом снимке номер... Вы, Лариса Анатольевна, посмотрите снимки в порядке номеров. И вам многое откроется.Пахомова с опаской взяла пачку снимков, некоторое время держала их в руке, не решаясь взглянуть, и наконец повернула лицевой стороной к себе.— Хороший снимок, — сказала она, полюбовавшись первым. — Я имею в виду качество.— Мастер работал.— Уж не вы ли, Павел Николаевич?— Смотрите дальше.Пахомова просмотрела все снимки один за другим, задержалась взглядом на двух последних, потом аккуратно положила их на стол и чуть заметно отодвинула от себя, будто от них исходила какая-то зараза.— Убедительно, — обронила она.— Следствию стало известно содержание разговоров между Пияшевым, когда он еще был жив, и Сысцовым. Пияшев шантажировал Сысцова и требовал фирму «Роксана». Говоря точнее, пятьдесят один процент.— Значит, все-таки потребовал, — негромко произнесла Пахомова. — Я его предупреждала, уговаривала этого не делать. Иван Иванович не тот человек, с которым можно вести себя подобным образом.— Величковский тоже дал показания. Как у нас говорят, полные и чистосердечные.— Величковский? — не поняла Пахомова, но тут же вспомнила: — Ах да, еще и этот. Я и забыла о нем.— Напрасно. Очень важное звено. Кроме того, мы вступили в контакт со Светланой Юшковой.— Вы с ней вступили в контакт или она с вами? — усмехнулась Пахомова.— А разве это имеет значение? — пожал плечами Пафнутьев. Но про себя решил — Пахомова достаточно осведомленный человек во всем, что происходит вокруг фирмы «Роксана». — Да, а неожиданное появление с того света пияшевской сумки... Вы с этим разобрались?— А вы? — спросила Пахомова.— Для нас в сумке с самого начала не было ничего таинственного.— Другими словами, Павел Николаевич, вы ее и повесили в салоне для устрашения бедных девочек?— Девочек никто не устрашал. Устрашились те, кто уже знал о смерти Пияшева. Девочки к тому времени не знали. И еще, Лариса Анатольевна... Помимо Надежды Шевчук, убита и Таисия Хмелько. Зная о вашей осведомленности...— Не преувеличивайте моих знаний, Павел Николаевич!— Но и преуменьшать их не стоит. По моим прикидкам во всех событиях последнего месяца вы можете проходить как свидетель. Такую роль я вам и предлагаю. При условии, конечно, что будете откровенной. Фотографии перед вами, очень разговорчивым оказался Величковский, он к маме хочет, у него мама с больными ногами.— Придурок!— Заговорит Сысцов.— Если заговорит!— А куда же ему деваться?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118