— Это не мое дело.— Хорошо, — подхватил Пафнутьев. — Каждый из нас будет делать только то, что обязан. Договорились?— Ну?— Сейчас составляем протокол о попытке побега. Что равносильно признанию собственной вины в соучастии в многочисленных убийствах.— Каких еще убийствах?— Снимки видел?— Ну?— Твоей рукой на обороте написаны имена, фамилии, особенности сексуальной ориентации...— Какой еще ориентации? — Чувствовалось, что Величковский не столько возражает, сколько тянет время: ему нужно было определиться, сообразить, в какую историю попал и чем ему все это грозит. — Я ничего не знаю! — вдруг тонко выкрикнул он. — И не надо меня дурить!— Дуркуешь?— Ничего я не дуркую! Очень мне надо — дурковать! — Величковский нащупал позицию, на которой, как ему казалось, он может продержаться, — не говорить ничего конкретного, все отрицать, ничего не понимать, и тогда, глядишь, удастся вывернуться.Но он не знал Пафнутьева.И Худолея не знал.Оба они некоторое время молчали, рассматривая своего гостя. Потом Пафнутьев тяжело вздохнул, выбрал из пачки снимков два, потом взял два снимка, сделанных у мусорных ящиков и в квартире Юшковой, и попарно положил перед Величковским.— Вот на этих снимках ты собственной рукой написал имена и фамилии красавиц. А вот на этих — те же красавицы лежат совершенно неживые.— А я при чем?— Ты их привез в город?— Сами напросились. Они каждый раз просятся. В очередь становятся, чтоб я их сюда привез.— Эти двое своей очереди уже дождались, да?— А я при чем?— Давай договоримся... Я задаю вопрос, а ты быстро, не раздумывая, отвечаешь. Короткий вопрос и тут же короткий ответ. Поехали?— Ну.— Где Юшкова?— Не знаю, — прозвучала, все-таки прозвучала чуть заметная заминка в ответе Величковского, он словно бы и собирался ответить быстро, но что-то его остановило.— Повторяю: где Юшкова? — сказал Пафнутьев с тем же выражением.— Я могу, конечно, ошибиться...— Прошу!— Мне кажется, она в Италии.— Север Италии?— Да, скорее всего. А вы откуда знаете?— Твой Игорь оттуда звонил?— Да.— Зачем?— Интересовался...— Чем?— Как идет ремонт.— Хотел убедиться, что ты на свободе?— А где же мне быть? — искренне удивился Величковский, в очередной раз озадачив Пафнутьева и Худолея непробиваемым своим простодушием.— Ну, что ж, все ясно. Поедем в Пятихатки.— Зачем?— У этих женщин есть родители, братья, сестры, друзья, женихи... У них будут к тебе вопросы, думаю, много вопросов. Называется — очная ставка.— Не хочу, — капризно сказал Величковский. — У меня здесь еще много работы.— Надо, Дима, надо. Конечно, мы можем и подождать, отложить...— Я согласен.— На что?— Привести в порядок ваш туалет.— Это уже кое-что, — заметил Худолей. — Но маловато.— Бесплатно! — оскорбленно воскликнул Величковский.— Кому сдавал девиц? — спросил Пафнутьев, усаживаясь за стол.— Никому не сдавал. Сам иногда пользовался.— Привозил, а дальше?— А дальше их проблемы.— А Игорь?— Что Игорь?— Дуркуешь?— Я?!— Старик, — Пафнутьев помолчал, перебирая снимки, потом сложил их стопкой, снова сунул в ящик. Все это он проделал медленно, аккуратно, видя, с каким ужасом смотрит на него Величковский. — Снимки, которые мы изъяли в твоей квартире, теперь в уголовном деле о двух убийствах. Вот этот товарищ, — Пафнутьев кивнул в сторону Худолея, — самый сильный наш эксперт. Он утверждает, что будут еще трупы. И я ему верю. Двое из твоей колоды уже никогда не вернутся в Пятихатки. А сам ты будешь отвечать на вопросы родни. После того, как освободишься. Могу утешить — выйдешь не скоро, может случиться так, что, когда выйдешь на свободу, тебя уже никто и не узнает, уже и забудут, что был такой. По-разному, старик, может получиться, очень даже по-разному. Заметь, я говорю обо всем открытым текстом. Двое мертвы. Ты один хочешь отвечать за их смерть?— Мне надо заканчивать ремонт квартиры. Я Игорю обещал. А про остальное ничего не знаю. И знать не хочу.— На тебе два убийства.— Какие?!— Показать? — Пафнутьев постучал пальцем по столу, в который он только что сунул пачку снимков.— Не надо.— Кому сдавал девочек?— Пахомовой.— Где-то я уже слышал эту фамилию. — Пафнутьев обернулся к Худолею. — У нее есть муж?— Застрелили несколько лет назад. Была какая-то разборка.— Средь бела дня? — спросил Пафнутьев.— Да, из обреза.— Валя, ты понял, о ком идет речь? — спросил Пафнутьев.— А как же, Паша... Сразу все понял. Давненько мы с ней не встречались... Изменилась, наверное, похорошела.— Старая кошелка! — обронил Величковский.— После таких красавиц тебе любая кошелкой покажется. — Пафнутьев взял величковскую сумку, молча поднес к столу и вытряхнул все содержимое. На стол вывалились блокнотик, кошелек, авторучка, темные очки, коробочка с ваксой, какие-то таблетки, паспорт.— Денег все равно не найдете, — проворчал Величковский.— Доберемся и до денег, — ответил Пафнутьев. — До хороших денег доберемся, а, Валя? Как ты думаешь?— Если дело дошло до трупов, появятся и деньги, — мрачно сказал Худолей.
* * *
Увели Величковского, ушел на разведку Худолей — чем сейчас занимается Пахомова, где живет, с кем общается. Пафнутьев остался в кабинете один. Он сложил стопкой бумаги, скопившиеся после разговора с Величковским, — его показания, адреса, имена, обстоятельства появления в городе девочек из далеких Пятихаток, все рассовал по конвертам и как бы освободил стол для мыслей новых, свежих и дерзких.Но не было у него ни новых мыслей, ни тем более дерзких. Какая-то унылость навалилась, и за ней стояли не отчаянные поступки, не решительные действия, за ней стояла вдруг открывшаяся перед ним громадная работа, которую нужно было проделать быстро, четко, не теряя ни минуты и никому не давая ни минуты на раздумья, колебания.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118