Уходил он, переполненный самыми противоречивыми чувствами. С одной стороны, в душе что-то саднило и напрягалось, едва он вспоминал блудника Величковского и Свету — они были знакомы, она снимала у него квартиру, платила деньги этому беспредельщику в области блуда.Какими их отношения были на самом деле?Как далеко простирались щупальца любвеобильного Димы?Уж если его приводила в возбуждение мелькнувшая на улице обнаженная женская пятка, то хватило ли у Светы сил устоять перед чарами этого хмырюги? Но, с другой стороны, в их отношениях было, было что-то такое, что позволяло Худолею все-таки надеяться на лучшее, вернее, надеяться на не самое худшее, так будет точнее.Теперь эта странная дама Элеонора Юрьевна... Явно говорит не все, явно темнит. Уж если Величковский отделал туалет домоуправления, то ясно, что их отношения ближе, чем она хочет показать, и не исключено, совсем не исключено, что она уже звонит ему, уже предупреждает. Как бы там ни было, Величковский кое-что знает о Свете, они знакомы, неоднократно встречались, между ними деловые или, скажем, денежные отношения. Но если он вот так свободно раздает визитки со своим мобильным телефоном, значит, чувствует себя в безопасности? Это действительно неуязвимость или ловкий ход, прикрывающий нечто большее?Худолей путался в предположениях и только сейчас начал понимать сложность положения Пафнутьева, когда тот принимался за очередное расследование. Многозначность следов и улик, сознательная и невольная путаница в показаниях, притворство и откровенное придуривание, ложные следы, фальшивые адреса, искаженные фамилии... Все это месиво нужно было просеять, отделить зерна от плевел и в конце концов твердо и бестрепетно указать пальцем на человека, а если и не называть преступником, то сделать все, чтобы преступником его назвал суд.
* * *
Пафнутьев слушал рассказ Худолея, не перебивая и не задавая вопросов. Он вскидывал брови, склонял голову то к одному плечу, то к другому, вертел ручку на столе, заглядывал в ящик стола, потом, словно спохватившись, вынимал блокнот и листал его в поисках какого-то телефона, а найдя, снова прятал в карман.Когда Худолей умолк, Пафнутьев некоторое время рассматривал его, как обычно рассматривают попутчика в троллейбусе — вроде с интересом, но в то же время совершенно безразлично.— Сколько она тебе налила? — наконец спросил Пафнутьев.— Элеонора Юрьевна? Граммов сто.— Больше не предлагала?— Предлагала, но я отказался.— Напрасно. Совместное распитие спиртных напитков располагает к разговору доверительному, искреннему, даже задушевному. Разве ты этого не знал?— Догадывался, Паша... Но, знаешь, робость обуяла.— Тебя?!— А что ты удивляешься?.. В душе я робкий. И Света всегда подтверждала. Ты, говорит, робкий, но настырный. Но ведь и настырность мне не присуща, Паша, верно? Я же не по нахаловке прикасался к разным ее местам... Это, Паша, от невозможности себя сдержать.— Любовь? — уточнил Пафнутьев.— Нет, Паша, не любовь. Любовь — это вздохи на скамейке, прогулки при луне... А здесь наваждение какое-то, можно сказать — умопомешательство. Это страшно, Паша, не дай тебе бог испытать подобное. Теперь я понимаю тех, которые вешаются, травятся, топятся, с крыш сигают... Раньше я смеялся над ними, дураками обзывал, а теперь мне за это совестно. Я даже переживаю. — Худолей помолчал, рассматривая собственные ладони, и добавил: — Иногда.— Вывод? — спросил Пафнутьев.— Величковского искать надо.— И тащить на опознание.— Думаешь, что он... — Худолей замолчал, предоставляя Пафнутьеву самому произнести и собственный вопрос, и ответ на него.— Смотри, что получается... Квартира принадлежит Величковскому, плиточнику, блуднику и, как я понимаю, большому пройдохе. Юшкова снимала у него квартиру и в ней проживала. Ты тоже эту квартиру навещал. Навещал?— Было.— И даже ночевал там.— Какая же это ночевка, если мы за всю ночь глаз не могли сомкнуть!— Что же вам мешало?— Ты, конечно, очень умный человек, Паша, но этот вопрос задал, не подумав. Знаешь, у одной бабы спрашивают: ты с чужими мужиками спала? Никогда! — отвечает она. — Разве с ними заснешь?— Виноват, — согласился Пафнутьев. — Идем дальше. Света пропала. Вскрываем дверь — в квартире труп. Как я понимаю, лежал он там ровно столько, сколько отсутствовала Света. То есть, есть основания предполагать, что исчезновение Светы и убийство произошли примерно в одно время.— Хочешь на нее повесить убийство? — Худолей смотрел на Пафнутьева исподлобья, но взгляд его не был твердым, скорее, испуганным, так смотрит человек, который ожидает удара, но не знает, когда он последует и в какое место будет нанесен.Не отвечая, Пафнутьев набрал номер, подождал, пока где-то поднимут трубку.— Шаланду, пожалуйста, — сказал он, помолчал и добавил: — Понял. Спасибо. Пусть позвонит, когда появится. Нет Шаланды на месте, — пояснил он Худолею. — Продолжаю свою мысль... Хочу ли я повесить это убийство на Свету? Нет такого желания. Буду ли я выгораживать твою Свету, если все ниточки к ней потянутся? И этого желания у меня нет.— А вообще у тебя есть какое-нибудь желание?— Выпить хочу. Могу даже сказать чего и сколько. Я хочу выпить водки, граммов сто шестьдесят пять, ну в крайнем случае сто семьдесят, не больше.— Могу сбегать.— Чуть попозже. Ты никогда, Худолей, не задумывался над некоторыми простыми вещами?..— Над некоторыми задумывался.— Не перебивай... Если я что-то спрашиваю, то отвечать не торопись, это прием такой, я задаю вопрос, чтобы самому же на него и ответить. Потому что никто лучше и полнее меня ни на один мой вопрос ответить не сможет.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118