.. Это надо ценить, особенно самые простые вещи, настолько простые, что перед ними даже пареная репа может показаться атомным реактором.— Способность издавать звуки, передвигать предметы и передвигаться самим? — спросил Андрей. — Что же здесь ценного?— Однажды все это кончится. И никогда не повторится.— Ни с кем?— С кем-то это будет происходить в будущем, но мне от этого какая радость?— Приехали, — сказал Андрей. — Похоже, вон там все и произошло, — он показал на толпу людей у мусорных ящиков. Далее шел какой-то редкий неухоженный кустарник с обломанными ветвями, которые раскачивались на весеннем ветру, создавая ощущение зыбкости, неуверенности, временности всего происходящего.— Я останусь в машине, — сказал Худолей.— И это правильно, — одобрил Пафнутьев. — Мы тебе потом все расскажем.Пафнутьев с Андреем отправились вслед за экспертом — длинноногим парнем в затертых джинсах. Видимо, ему нечасто приходилось выезжать на место происшествия или же он вообще был новичком — бежал к мусорным ящикам вприпрыжку, словно опасаясь не успеть к самому важному. Несколько человек стояли в стороне, видимо, уже насмотрелись на печальное зрелище и теперь обменивались впечатлениями. Среди них возвышался Шаланда — успел все-таки приехать раньше Пафнутьева, рядом вертелся парнишка в форме, скорее всего участковый, маялась тетенька с массивным задом и недовольным лицом — эта, похоже, из домоуправления.Труп лежал затиснутый между двумя железными коробами. Он был накрыт тряпьем, который жильцы сносят к ящикам из самых добрых побуждений — кому-то понадобится старое пальто, кто-то соблазнится поношенными джинсами, детскую одежку расхватывали охотнее всего.— Ты спросил, не встречался ли я с ней, — Шаланда кивнул в сторону трупа. — Это что, хохма у тебя такая?— Нет, — Пафнутьев подошел поближе, но отдернуть старушечье пальто, которым был накрыт труп, не решился. — Это был серьезный вопрос.— Да-а-а? — протянул Шаланда, все еще опасаясь розыгрыша. — Тогда ладно... Не встречался, Паша. Не довелось.— Это хорошо.— Почему хорошо?— Меньше переживаний. Знания рождают скорбь, — Пафнутьев с интересом наблюдал за новым экспертом, который вертелся вокруг трупа, не зная, как поступить — фотографировать комок затертой одежды ни к чему, сдергивать пальто с тела — вроде команды такой не было, — он беспомощно оглянулся на Пафнутьева. — Отбрось в сторону тряпки-то! — крикнул Пафнутьев.Взяв двумя пальцами край затертого рукава, эксперт медленно стянул его в сторону. Пафнутьев подошел ближе, зашел с противоположной стороны, чтобы рассмотреть лицо. Да, женщина была светловолосой, но у корней волосы были темные, почти черные. Присев на корточки, он всмотрелся ей в лицо — это была не Света.Отойдя в сторону, Пафнутьев нашел взглядом в глубине двора свою машину. Он знал, знал наверняка, что где-то там, в глубине салона затаился несчастный Худолей и смотрит в эти секунды на него, на Пафнутьева, ждет слова, жеста какого-нибудь, чтобы знать, как ему быть, как жить дальше. Пафнутьев поднял руку повыше и помахал приглашающе. Дескать, хватит тебе там в одиночестве сидеть, подходи, ничего страшного здесь нет.Задняя дверца машины распахнулась в ту же секунду — Худолей был наизготове, словно бегун на старте. Бросив дверцу за спиной, он бегом помчался к месту страшной находки. Бежал и смотрел в глаза Пафнутьева, все еще опасаясь, что тот остановит его, что смысл взмаха руки был другим, не столь обнадеживающим. Но Пафнутьев не остановил Худолея, терпеливо дождался, пока тот остановится рядом.— Что, Паша?— Не она.— Точно?— Я же говорил.Худолей повернулся и заплетающимися шагами пошел к ближайшему подъезду. Сев на сырую скамейку спиной к мусорным ящикам, он опустил лицо в ладони и замер.— Чего это он колотится? — спросил подошедший Шаланда.— Бывает, — Пафнутьев развел руки в стороны.— Он что... Это самое... — Шаланда с трудом пытался осмыслить посетившее его озарение. — Это его баба? — Шаланда кивнул в сторону мусорных ящиков.— Нет, но думал, что его.— И ошибся?!— Немного. С кем не бывает, — Пафнутьев виновато поморгал глазами.— Так это же здорово! — закричал Шаланда и так яростно сверкнул глазами, будто женщина между мусорными ящиками вдруг ожила. — Это же прекрасно!— Конечно, — кивнул Пафнутьев. — Только это... Его баба все равно не нашлась. Так что он всего лишь получил небольшую отсрочку. Теперь к каждому трупу будет подходить с хорошим таким, доброкачественным, полноценным ужасом.— Разберемся, — прорычал Шаланда и решительно, крупными шагами чуть вразвалочку, направился к Худолею.Что он скажет, как выразит свое сочувствие, какие слова найдет — Пафнутьев даже представить себе не мог. Проводив Шаланду жалостливым взглядом, он подошел к мусорным ящикам.Женщина в самом деле оказалась светленькой, но волосы были наверняка крашеными. Да, опять молодая, опять красивая. Как выражаются модные авторши криминальных романов, смерть была ей к лицу. Пафнутьев не знал более кощунственных слов о смерти, и потому название шумного романа запомнилось. Он это знал — смерть меняет не только выражение человеческого лица, она меняет и само лицо. Случается, что грубое, наспех, словно топором, вытесанное лицо после смерти становится одухотворенным, черты лица превращаются в тонкие, почти аристократические — человек только после смерти предстает перед людьми в истинном своем обличье, отбрасывая наконец-то дурашливость, напускную грубоватость, лукавую глупость. Уже ничем не рискуя, ничего не требуя, никого не опасаясь.Страхи кончаются вместе с жизнью.В беспомощном, устремленном в весеннее небо кулачке женщина сжимала нож.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118